Источник миров

Он сухо и гордо попрощался. Что-то в глазах Иерарха и жрецов говорило о том, что сейчас произойдет нечто неожиданное.

Оттенок травли больше не звучал в криках толпы, но гул не уменьшился. Они хотели, чтобы он ушел. Было ясно, что крики не стихнут, пока он стоит здесь, в их мире. В Малеско он больше не услышит иного звука, кроме рева толпы, торопящей его в Рай.

Ему ничего не оставалось, как принять эту честь и славу, неожиданно обрушившиеся на него.

Царственно взмахнув одеждами, он повернулся и с неожиданной твердостью, гордо и уверенно пошел к Земным Вратам. Он знал, что произойдет дальше. Знал лучше, чем кто-либо, но не дрогнул. Он держался, как Джаггернаут. Он всегда сокрушал оппозицию. И теперь, когда на пути его гордости встала его собственная жизнь, он был готов сокрушить и ее. Он покидал Малеско с достоинством, присущим великим правителям. Я проникся к нему уважением.

От Земных Врат доносился шум уличного движения, отблески огней играли на лице Иерарха. Он не вздрогнул, не оглянулся. Он поднял руну в прощальном жесте и шагнул вперед.

Последним звуком, который он услышал в своей жизни, был рев толпы, прогоняющей его из Малеско в Рай.

Толпа не могла увидеть то, что видели стоящие на помосте. Иерарх все хорошо продумал. Он не хотел, чтобы кто-то, кроме жрецов, увидел ловушку, которую он приготовил нам с Лорной.

Подозрения не зря кружились у меня в голове. Нам не суждено было живыми вернуться в Нью-Йорк. Иерарх опасался, что мы откроем путь для новых ангелов из Рая. У него и так было уже достаточно проблем с пришельцами, поэтому Земные Врата была отрегулированы так, чтобы ни один живой человек не смог преодолеть проход между мирами.

Когда он коснулся поверхности экрана, тот озарился ярко-золотой ослепительной вспышкой. Стоящие в зале видели только верхнюю часть этого сияния и не могли понять, что оно означает. Я же видел фигуру в сверкающих одеждах, на мгновение остановившуюся между двумя мирами, в знакомой мне звенящей пустоте. Вдруг золоченые одежды вспыхнули разноцветными языками пламени. Я видел, как вспыхнули его волосы и пламя объяло их, словно корона. Но когда огонь охватил всего человека, сияние многократно усилилось. Иерарх исчез в ослепительной вспышке, на которую невозможно было смотреть, не рискуя ослепнуть.

Я опустил веки, но перед глазами все еще стояли контуры человека в окружении яркого пламени, пожиравшего его. Я думаю, что Иерарх был испепелен раньше, чем этот образ отпечатался в моем сознании…

В Малеско еще не начало светать, когда мы с помпой отбыли сквозь Земные Врата назад в Рай.

Я мог бы на прощание разразиться речью. Я мог бы сказать: «Нет смысла устраивать из этого церемонию, ведь ваша религия основана на обмане. Нью-Йорк не больше похож на Рай, чем Малеско. Теория воскрешения — смехотворна, а Алхимия — скорее наука, чем религия». Но зачем портить людям праздник? За одну ночь нельзя изменить стиль мышления целого мира, это долгий, деликатный процесс, если, конечно, он вообще будет происходить.

Пусть этим займется Кориовл, это его мир. Но в ту ночь перед ним стояла другая насущная проблема — побыстрее отделаться от нас с Лорной. Я сыграл Прометея, и на этом моя роль завершена. Лорна слишком долго была орудием в руках Иерарха, чтобы оставаться желанной гостьей в Малеско. Так что чем раньше мы окажемся в Раю и закроем за собой Земные Врата, тем лучше.

Мы покинули Малеско, и Врата закрылись. Не думаю, что они скоро откроются вновь, во всяком случае в ближайшее время — навряд ли. То, что сейчас происходит за ними в Малеско, очень интересно и волнительно, но — для малескианцев. Это не наше дело. Кориовл знает, чего хочет, и сношения с Землей не входят в его планы.

Без сожалений оставив радужно-красный город в муках преобразований, мы вернулись домой в Рай.

Мы с Лорной Максвелл очутились на углу Пятой авеню и Сорок второй улицы в три часа ночи, одетые в фантастические наряды. Мы стояли и озирались по сторонам, вдыхая ночной воздух. Громыхающие автобусы и каменные львы показались нам значительно менее реальными, чем тот мир, который мы только что покинули.

Эпилог

Теперь ее звали Малеска. Вы понимаете почему. Конечно, она божественно красива. Ее пресс-секретарь не кривит душой, когда уверяет, что она самая красивая девушка в мире — если вам нравится такой тип красоты. На мой взгляд он слащав.

Тем не менее жрецы Малеско знали, что делают. Они были толковыми психологами и придали ей те черты, которые наиболее импонируют малескианцам, и черты эти необычайно человечны.

Говорят, Пигмалион влюбился в Галатею, хотя знал, что она всего лишь кусок камня, не так ли? Но форма творения была неотразима. Лорна говорит, что давно любит меня, еще до эпизода в Малеско. Она говорит, что ничего не изменилось. Но она ошибается: Малеско сильно изменил ее.

До нашего приключения я не находил в ней ничего привлекательного, и сейчас при всей красоте Лорна, по сути, осталась прежней, такой же неинтересной для меня. Жаль, но бесполезно сопротивляться силам, которые движут человеком. Я не могу бороться с ними.

А хотелось бы.