Источник миров

— Он — бог, Юранн, — сказал Дарум, обращаясь к женщине и указывая на Рафта. — Он был здесь в самом начале, и сейчас, в самом конце, пришел снова. С тех пор как он впервые увидел Паитити, на свет появился новый род, и тень, которую отбрасывает Пламя на все живое, приблизилась к этому роду.

Вновь зазвучала флейта, — она словно вздыхала о наступающей тьме, о тучах, которые стремительно спускались на эту благодатную землю.

— Но есть и другие тени, — шептал царь. — Ты знаешь, Юранн, была женщина, чья красота ослепляла, как огонь, и пьянила, как вино. Ты знаешь, она сводила с ума. Я это тоже знаю.

Страх медленно сжимал сердце Рафта, музыка звучала мучительно, жутко, а из мрака выступали мягкие линии женской фигуры, округлые плечи — и тонкие пальцы Юранн, казалось, просто ласково перебирали плачущие струны.

— Огонь разгорался, — тихо продолжал царь. — В Паитити не было женщины красивее ее, деревья и те склонялись перед ней, когда она танцевала, и даже камни отвечали на ее улыбку.

Неожиданно в этой песне без слов зазвучала надежда, и мрак в комнате словно рассеялся. Переливами зашумел наполненный весенним солнцем зеленый лес, послышался нежный смех, и ярким цветом засияли боевые знамена. Раздался звон клинков и зазвучал легкий, веселый танец.

Но раздался низкий голос царя, и музыка вновь перешла на шепот.

— Был мужчина, который любил эту женщину и думал, что она принадлежит только ему, а она смеялась. Смеялась оттого, что знала о власти не меньше, чем о красоте. Ее опьяняла мысль о господстве над Паитити, о господстве над мужчиной, который властвовал.

В песне Юранн послышалось торжество победы. В темноте нежно светились контуры тонких женских рук.

— И тогда ее взгляд упал на другого, который не был царем. Она знала, что любой мужчина рядом с ней мог повелевать Вселенной и сравниться с самим богом. И клянусь, это было так! И если ее объятия дарили смерть, то смерть эта была как сладкий яд.

Тонкий издевательский смех слился в музыке с потаенной грустью.

— Она была коварной, — проговорил царь, и в застывшем воздухе эти слова упали тяжело, как камни. — И губы ее были коварны… И белое тело Юранн томилось в ожидании…

Песня почти стихла, горько отозвавшись минорным аккордом.

— Это было давно. Так давно. Теперь уже нет в ней коварства, и царь позабыл свою печаль. Перед ним танцуют девушки, они просят его любви, но ему нечего им дать. Он отдал свою любовь Юранн, самой красивой женщине на свете, и она… она любит его теперь.

Тихо, нежно и покорно заиграла флейта.

— Но царь сошел тогда с ума, — продолжал спокойный, ровный голос, и музыка вновь смолкла. — Был страшный час, когда безумие вселилось в него. Этот час, Юранн, всегда будет с ним, любовь и безумие следуют за ним неотступно.

Наступила долгая тишина, в которой угадывалась лишь слабая вибрация от водопада, и в ее железной хватке подрагивало все здание замка.

— Мы с Юранн говорим о том, что давно уже забыто, и о том, чего нельзя забыть, — произнес наконец царь. — Теперь ее язык — музыка, — голос царя резко изменился. — Паитити умрет, но Юранн не должна умереть. Я думаю, что ответ в твоих руках, Крэддок, но позволю ли я тебе открыть эту тайну — пока не знаю. Сначала нам надо поговорить. У меня к тебе очень много вопросов.

Рафт облизнул внезапно пересохшие губы и заговорил:

— Наверное, сначала нам нужно выяснить один момент, Властитель.

— Какой? — спросил царь.

— Я не Крэддок, мое имя Брайан Рафт.

Глаза внимательно смотрели на него, но Рафт уже все решил, и отступать было поздно.

— Я пытался сказать об этом твоему воину, Ванну, но он мне не поверил. Я не знаю, какую историю выдумал Паррор, но думаю, что очень неплохую, дело в том, что Крэддок — его пленник и находится сейчас в его замке. А я пришел сюда, чтобы спасти Дэна Крэддока.

— Я не верю этому.

— Зачем мне лгать? — спросил Рафт. — Какая мне польза от этого?

— У тебя может быть много причин, но Паррор тоже умен, и если ему надо выиграть время — он пойдет и на обман.

— Девушка в замке Паррора, Джанисса, знает, кто я такой.

— Но скажет ли она правду? — задумчиво проговорил Дарум. — Она переменчива, как утренний ветер.

Расскажи мне свою историю, я не знаю, чего в ней будет больше — правды или лжи, но я выслушаю ее.

Рафт начал рассказывать с самого начала, с того вечера, когда в их маленькой больнице в самом сердце джунглей появились да Фонсека и Паррор. Он старался изложить свои мысли как можно точнее, но красноватый сумрак комнаты действовал на него странным образом, и он с трудом подбирал слова. Когда Рафт закончил свой рассказ, сверкающие глаза царя были полузакрыты.

— Иди, — приказал Дарум.

Рафт медлил, и тогда царь своим низким голосом повторил приказ:

— Иди, я сказал. Мы еще будем говорить с тобой, а сейчас мне надо проверить все, что ты рассказал мне.

Рафт встал. Наполовину скрытая мраком женская фигура у ног Дарума шевельнулась, и вновь зазвучала волшебная, завораживающая музыка, ласкающая, влекущая и печальная.

Глаза царя следили за Рафтом.