Источник миров

— Белем должен был работать над открытием системы Бетельгейзе. Это было для него достаточно просто, и я подозреваю, что он стал исследовать побочные факторы и обнаружил, что в системе звезды, готовой взорваться, существует Некрон. Когда произойдет взрыв, сила его разнесет атомы Некрона по Вселенной и заразит все планеты. Почему-то Белем решил, что ось времени… — Он помолчал, хмуря брови. — Не может ли быть так, что он специально оставил записи? Может, он хотел, чтобы мы нашли пещеру, Кортленд?

— Откуда я могу знать? Теперь у тебя есть все, что было в моей голове.

— Наверное, так оно и есть. Где же теперь Белем?

Я знал, но не мог сказать ему.

— Почему исчез Белем? Почему исчезли десять других механдроидов? Почему они не рассказали о возникшей проблеме всему миру?

— Потому, что они ведут какую-то работу в тайне, — сказал он. — Теперь вопрос: что это за работа, которую надо делать тайком от всех? Добровольно отказываясь от помощи всей мировой науки? Только одно. Механдроиды хотят решить эту проблему сами… а это значить может только одно: они делают супермехандроида, — твердо сказал Пайнтер. — Это должно было произойти. Сцилла и Харибда. Ведь супермехандроид ничуть не менее опасен, чем Некрон.

— Но почему? — спросил я, убежденный, что некронная зараза гораздо хуже, чем любая человекоподобная машина, какая бы совершенная она ни была.

— Потому что механдроиды, возможно, будут повиноваться Некрону, а не нам, — горько сказал Пайнтер. — Механдроиды уязвимы потому, что они человекоподобны. Супермехандроид, может быть, будет неуязвим. Предположим, что он будет действовать только в соответствии с правилами абсолютной логики, без всяких моральных принципов. Тогда он решит, что живые формы материи вообще не нужны. Никто этого не знает. Никто не может предвидеть его поведения и предопределить образа мыслей.

Я покачал головой.

— Не спрашивай меня ни о чем. У меня куча своих проблем, например те четверо, что спят в пещере. Где-то должен быть ответ на все, Пайнтер. Должен быть!

— Есть один ответ, — сказал он так угрюмо, что холод пробежал по моему телу. — Наверное, все же лучше рассказать тебе правду.

15. Рассыпающаяся плоть

Четыре молчаливые фигуры лежали под пылью тысячелетнего сна в глубине небольшой искусственной пещеры. Я снова видел их и вместе с тем ощущал тяжесть шлема у себя на голове и осознавал, что вокруг меня Лебединый Сад, и даже краем уха слышал дыхание Пайнтера. Я смотрел стереофильм и видел пещеру глазами камеры.

— Это запись, которую мы сделали, когда открывали пещеру, — пояснил Пайнтер. — Теперь внимательно наблюдай за тем, что произойдет. Никто не знает об этом, только ты, я и несколько техников, которые занимались съемкой. Мы сохранили это в тайне. Но… нет, смотри… и ты увидишь.

В пещере было очень тихо. Ничто не двигалось в ней несколько тысячелетий, и казалось, даже воздух остекленел. Само время в ней замерло, когда путешественники во времени забылись здесь в долгом сне. Но вот в камере заплясали лучи фонарей. Техники Пайнтера начали работу, пытаясь раскрыть камеру, пытаясь выпустить… что? Что-то ужасное. Я это понимал по тону Пайнтера.

Огни вспыхивали, гасли, загорались снова, пронзая полумрак пещеры. Вот камера отъехала назад, и я увидел Пайнтера, окруженного помощниками-машинами.

Все смотрели на яйцо времени, в котором находились четверо спящих.

Мне было любопытно услышать голос раннего Пайнтера и сравнить с голосом того, кто сидел сейчас рядом со мной на камне.

— Какие у нас шансы? — спросил он. — Они могут проснуться?

Кто-то ответил ему, и некоторое время он смотрел на спящих, переводя взгляд с одного на другого, затем я услышал его слова:

— Мы должны взять одного из них сюда. Если это действительно путешествие во времени, значит они спят очень долго и для них пробуждение может оказаться большим потрясением. Нужен кто-нибудь, кто смог бы смягчить эффект, ускорить приспособление к новому миру. Пожалуй, подойдет… Топаз.

Я знал, почему он вспомнил Топаз. Он видел доктора Эссен, и подсознательно черты ее лица заставили вспомнить его о девушке.

— Пошлите за Топаз, — повелительно сказал он, и голос его эхом прокатился по пещере.

Точно так же это прозвучало бы и в наше время.

Сейчас самое время рассказать о языке, на котором говорили. Это был, несомненно, английский, но заметно-изменившийся. В него вошло много новых слов и понятий, некоторые слова исчезли, другие приобрели новое значение. Моему современнику язык был бы в основном понятен. Изобретение передачи материи раздвинуло горизонты человеческой цивилизации. Бейсик — и основой для него стал английский.

Внезапно изображение на экране мигнуло и погасло. Пайнтер возле меня нетерпеливо заговорил:

— Сейчас будут производить эксперименты, исследовать ткань одежды, определять век, откуда пришли странники, и многое другое. На это все уйдет шесть часов. После этого они приступят к вскрытию силовой оболочки, — пояснял, быстро прокручивая информацию, Пайнтер. К этому времени появилась Топаз. — Теперь смотри.