- Не знаю, - Бокий сел, сжал виски ладонями, и глаза его стали узкими, как у японца. - Старик говорил мне, что каждый революционер после пятидесяти должен быть готов выйти за флаг, что песня его спета, роль сыграна.
- Мне он тоже это говорит постоянно. И с детской радостью выслушивает мои возражения. Я уверен, ради возражений он и заводит подобные разговоры. Ему нужно, чтобы его разубеждали, утешали. Психологически это совершенно понятно. Так многие больные себя ведут. К тому же, знаете, люди, склонные к суициду, редко обсуждают с кем то свое решение. Просто однажды человек делает это, и способ уже не имеет значения.
- Но если допустить на секунду, что Ильичу действительно захотелось иметь этот гамлетовский выбор. Быть иль не быть, - задумчиво пробормотал Бокий, - вряд ли он обратился бы за ядом к кому то из близких. Жена, сестры, брат исключаются. Никто бы не дал ему. И я бы не дал. И ты. Вот он и прибег к помощи хладнокровного, лишенного сантиментов Кобы. Или тут другое. Тут вот что может быть. Ему захотелось увидеть реакцию Кобы на такую просьбу. Посмотреть в глаза.
- Не исключено, - кивнул Федор, - но знаете, Глеб Иванович, мне кажется, если мы сейчас станем с вами обсуждать все возможные версии, вам придется доехать со мной до Берлина.
- Да, ты прав. Версий может быть много. Твою, о том, что Сталин врет, я вовсе не исключаю, однако за ней стоит слишком тяжелый вопрос. Зачем?
- В любом случае примечательно, что история стала известна от Марии Ильиничны, - заметил Федор, - Именно ей он рассказал, не Крупской, которая умеет молчать. То есть он хотел, чтобы узнали многие.
- Зачем? - повторил Бокий и вдруг сник, уронил руки на колени. Глаза его погасли. Он смотрел в одну точку, мимо Федора, с такой тоской, что Федор невольно оглянулся, словно там, за его головой, можно было увидеть что то, кроме пупырчатой зеленой стенки купе.
- Доктору Крафту расскажи об этом эпизоде, - произнес Бокий тихим, сиплым голосом и тяжело откашлялся, - но так, чтобы не слышал Нижерадзе. Только Крафту, никому больше.
Поезд тронулся. Бокий ловко выскочил на ходу, пробежал по скользкой платформе, горбясь под мокрым снегом, махнул на прощанье рукой. Федор остался один в купе первого класса, в мягком вагоне, где кроме него ехало несколько большевистских чиновников самого высокого ранга, в основном из Коминтерна и Комиссариата иностранных дел. Минимум два вагона в составе занимала вооруженная охрана. Еще был почтовый вагон, загруженный секретной дипломатической почтой, с отдельной охраной при нем, вагон ресторан, вагон лазарет, на случай, если кто нибудь из важных путешественников захворает.
Федор вышел покурить в коридор. Снег летел назад, в Москву, косо штриховал стекла.
По коридору, в направлении вагона ресторана, шла маленькая, неряшливо одетая женщина. Несмотря на малый рост и худобу, она казалась непомерно тяжелой, словно была отлита из свинца. Когда она приблизилась, Федор почувствовал, как дрожит вагонный пол под ее широкими шагами. Следом, легко и беззвучно, плыл полный седовласый господин в дорогом помятом костюме, в очках, вероятно, иностранец.
Женщину Федор узнал, иностранца видел впервые. Анжелика Балабанова, старая приятельница Ленина и Крупской, громко, возбужденно говорила по немецки.
- Они предали идею социализма, цинично, расчетливо воспользовались сокровенной мечтой человечества, чтобы узурпировать власть и стать новыми монархами, олигархами, римскими патрициями, утопающими в роскоши. Здесь повсюду ковры, позолота. В Европе богатые буржуа путешествуют скромнее.
- Мне кажется, ничего позолоченного тут нет, - робко возразил ее спутник.
- А! Вот вам наглядный пример. Видите этого лощеного юнца? Какой дорогой костюм на нем! Запонки золотые, с драгоценными камнями. Новый образ большевика!
Она говорила о Федоре, вероятно, думала, что «наглядный пример» иностранных языков знать не может. Он обернулся и произнес по немецки:
- Добрый день, госпожа Балабанова. Я не большевик. Я врач.
Спутник ее смутился, она нисколько.
- Я видела вас у Ленина, - сказала она по русски, окинув Федора с головы до ног пристальным надменным взглядом, - ваша фамилия Агапкин. Почему вы обратились ко мне «госпожа»?
- Извините, если это обидело вас.
Она не ответила, зашагала вперед, спутник ее поплыл следом.
Федор хотел вернуться в купе, но открылась дверь соседнего купе, и оттуда вылезла рыжая взлохмаченная мужская голова в круглых очках.
- Ушли? - спросила голова, озирая коридор. - Табачку нет у вас?
Бокий ошибся. Член ЦК РКП(б), член Исполкома Коминтерна, журналист и автор многих анекдотов Карл Радек ехал не в соседнем вагоне, а в соседнем купе.