Читаем Источник счатья. Небо над бездной полностью

Вячеслава Линицкого выписали из госпиталя, он вышел на службу и вроде бы чувствовал себя неплохо, однако многие заметили, что он стал молчалив и рассеян. Иногда посреди работы вдруг застывал, глядел перед собой, не моргая, и не сразу отвечал, если его окликали.

Однажды сослуживец увидел на светлой рубашке Линицкого большое вишневое пятно.

- Слава, ты чем то пузо испачкал, - сказал сослуживец.

Линицкий колдовал над очередным прибором, держал в руке паяльник. Он обернулся, лицо его было белым, губы посинели. Раскаленное жало паяльника с шипением коснулось его левой ладони, но Линицкий не вскрикнул, не вздрогнул.

- Слава, ты чего? - испугался сослуживец.

- Все правильно, - тихим, безучастным голосом произнес Вячеслав, - так и должно быть, чем скорее, тем лучше.

Через час Линицкого в полуобморочном состоянии доставили в госпиталь. Зажившая операционная рана открылась и кровоточила. Кроме ожога от паяльника на левой ладони, у него обнаружились еще синяки и шишки на голове, на коленях и локтях.

- Я предупреждал, вам нельзя поднимать тяжести. Почему вы меня не послушали? И объясните мне, ради бога, кто и за что вас так странно побил? - сердито спросил Михаил Владимирович.

Линицкий лежал на кушетке, он сделал знак, чтобы профессор наклонился к нему ближе, и зашептал сквозь тяжелую одышку:

- Каждую ночь они приходят ко мне, даже когда я не сплю, я вижу их лица, слышу голоса. Они разговаривают так, словно меня нет. Никто из них на меня не смотрит, только маленький Стасик иногда взглянет быстро и отворачивается.

- Маленький Стасик, шестилетний внук жандармского полковника? - осторожно уточнил профессор.

- Да. Он один простил меня и жалеет, он дитя, ангел, никаких грехов с собой унести не успел. А остальные, взрослые, ушли не раскаявшись, с неотпущенны ми грехами, им тяжело, они меня простить и пожалеть не могут.

- Однако ведь не они вас бьют, - профессор смущенно кашлянул, - да, я понимаю, все это очень мучительно.

- Вы не понимаете, нет! - Вячеслав привстал на кушетке, лицо его исказилось, на лбу выступил пот. - Вы не можете понять, вы никого не убивали!

Жена Линицкого, крепкая сорокалетняя большевичка, чиновница Комиссариата народного образования, явилась в госпиталь и сообщила, что тяжестей Вячеслав не поднимает никаких, она аккуратно следит за этим. У него в последнее время нарушилась координация, он бьется обо все острые углы головой, коленями, локтями, спотыкается на ровном месте, льет на себя кипяток из чайника, защемляет дверью пальцы. Он почти ничего не ест и постоянно бормочет что то по польски.

- Строго между нами, - добавила товарищ Линиц кая, понизив голос, - я часто замечаю, как он молится. Распятие повесил у кровати. Я сняла, опять повесил. Это совсем уж нелепо, Вячеслав давно порвал с католицизмом, он убежденный атеист.

Кровотечение долго не удавалось остановить. Сестра и фельдшер замучились, никто не понимал, как такое может быть. Михаил Владимирович оставил Линицкого в госпитале, потребовал для него отдельную палату. Вечером пришел Валя Редькин.

- Я идиот. Нет, хуже, я мерзавец, - заявил он профессору после короткого разговора с Линицким, - я обязан был это предусмотреть.

- Что - это? - спросил Михаил Владимирович.

- Мне уже приходилось сталкиваться с подобным эффектом не однажды, и последствия всегда ужасны, - продолжал Валя.

Он так нервничал, что не услышал вопроса. Профессор налил ему воды.

- Успокойтесь и объясните, в чем дело?

Валя жадно осушил стакан, взглянул на профессора огромными испуганными глазами.

- Вы все слышали во время операции. Скажите, мог я поступить иначе? Мог удержаться и не разморозить Славу?

- Что значит разморозить? - осторожно поинтересовался профессор, про себя размышляя, не пора ли дать Вале валериановых капель.

- Попробую объяснить, - Валя кивнул, и огненная шевелюра вспыхнула под лампой. - Слава Линицкий много лет назад прошел специальную обработку. Ему выключили совесть. Это называется скрытый манипу лятивный гипноз. Человека, помимо его воли, превращают в автомат. Врожденное нравственное чувство подменяется набором абстракций. Убийство - подвиг, предательство - доблесть. Настоящая личность Славы много лет пребывала в полусонном, замороженном состоянии.

- То есть вы хотите сказать, что все злодейства совершаются помимо воли, в результате целенаправленного воздействия на психику? - спросил Михаил Владимирович с нервной усмешкой, достал из шкафчика флакон валериановых капель и принялся капать в рюмку, еще точно не зная кому, Вале или себе.

- Не все. Главным образом, злодейства по идейным соображениям, - Валя взял рюмку и вылил содержимое себе в рот. - Благодарю вас, мне правда трудно сейчас успокоиться. Настоящее название гипноза - завораживание. Звучит дико, первобытно. Попробуйте использовать такое словечко в научном труде! Я никогда не решусь произнести публично, что занимаюсь ворожбой. На самом деле методики очень древние, их знали и практиковали много тысячелетий назад жрецы и шаманы. Это никуда не делось, просто называется иначе. Гипноз, внушение, пропаганда, перековка.

Перейти на страницу:

Похожие книги