Источник счатья. Небо над бездной

- Не даю никогда, никому. Из принципа. Чаевые - буржуазный пережиток. Хотите оскорбить работника советского общепита до глубины души, дайте ему чаевые.

- То есть они вас бескорыстно любят?

- Конечно. Я жизнь свою посвятил борьбе за их свободу и счастье. А вот вы ради чего живете? Есть у вас высшая цель, идеалы?

Федор пожал плечами, отодвинул шторку и стал смотреть в окно. Смеркалось, мимо плыли смутные заснеженные перелески, белые поля. Призрачно темнели на снегу скелеты изб, одинокие печные трубы, какая то станция со вздыбленной горбом платформой и обломками вокзального здания, в гроздьях сосулек, телеграфные столбы, косо повисший обрубок шлагбаума, будка стрелочника с оконцем, забитым фанерной пятиконечной звездой.

Официант принес закуски, коньяк в графинчике, зажег лампу, и печальный пейзаж за окном исчез, стекло отражало стол, приборы, огонь лампы, смутный полупрофиль Федора.

- Ничего уж не видно, а вы все смотрите, - с усмешкой заметил Радек, - давайте выпьем. Коньяк отличный, французский. Ваше здоровье.

Они чокнулись. Федор только пригубил, Радек выпил залпом, закусил лимоном.

- Угощайтесь. Я знаю, вас кормят неплохо, однако таких чудес давно, небось, не едали. А не пьете почему?

- Мне алкоголь противопоказан, организм не принимает, - Федор подцепил вилкой ломтик холодной осетрины.

- Забытый вкус, верно? - спросил Радек, попыхивая трубкой и наблюдая, как он жует.

- Да, рыба замечательная.

- То то. Семужку попробуйте. А Бокий ведь вас провожал. Я слышал, как вы шептались в купе. Не беспокойтесь, слов не разобрал, хотя уши навострил, не скрою. Ну, строго между нами, «Черная книга» правда существует?

Федору уже приходилось слышать о том, что Глеб Иванович по тайному поручению Ленина многие годы собирает всю грязь о деятелях большевистской верхушки и записывает в «Черную книгу». Но прямой вопрос о том, правда ли это, ему задали впервые. Глупо было делать удивленные глаза, спрашивать: что вы имеете в виду?

- Знать наверняка никто не может, - ответил он тихо, самым доверительным тоном, - Глеб Иванович работает в совершенно иной области. Наука, техника, шифровальное дело. Вот у товарища Дзержинского точно есть досье на каждого, в силу его должности.

- Феликс? Бросьте. Он сам по уши в этом.

Официант принес тарелки с отбивными. Радек глотнул еще коньяку и стал жадно, неопрятно есть. Федору показалось, что он пытается вместе с куском мяса проглотить сказанные слова. «По уши в этом». Речь шла о германских деньгах.

«Тоже мне, великая тайна, - подумал Федор, - и Ленин в этом, и Троцкий, и Бухарин, и Зиновьев с Каменевым. У каждого из большевистской верхушки есть счет в швейцарском банке, на котором деньги германского генштаба. Номера, даты, суммы зафиксированы с немецкой пунктуальностью. Если уж говорить о „Черной книге“, то она существует там, в Германии, и будет сохранена для потомков. При чем здесь Бокий?»

- Вообще Феликс странный человек, - промычал Радек с набитым ртом, - собирался пойти в ксендзы, а стал рыцарем революции. Корчит из себя скромника, аскета и требует, чтобы другие в этом ему подыгрывали. Иезуит, - Радек дожевал, поднял бровь, скривил рот, и лицо его приобрело карикатурно мефистофельское выражение. - Я бы господ с церковным прошлым к революции близко не подпускал.

- Сталин учился в Духовной семинарии, - заметил Федор.

- Ай, бросьте, - он допил коньяк и тут же налил себе еще из графинчика. - Кто такой Коба? Товарищ Картотекин. Плебей, серость. Конечно, некоторые амбиции у него имеются, он ползет вверх по бюрократической лестнице с плебейским тупым упорством. Но вряд ли достигнет высот. А свининка хороша, не соврал Николаша. - Радек притронулся салфеткой к губам, отодвинул тарелку, принялся вытряхивать свою трубку. - Между прочим, эти два несостоявшихся попа, католический и православный, Феликс и Коба, отлично спелись, сплотились, хотя один потомственный польский аристократ, другой сын кавказского сапожника, пьяницы.

- Какое это имеет значение? - спросил Федор и тоже отодвинул пустую тарелку. - Аристократ, плебей. Вы же убежденный коммунист, разве для вас важно происхождение?

- Сами то, небось, из дворян? - Радек прищурился и погрозил Федору пальцем.

- Ошибаетесь. Моя мать была прачка, отец неизвестен.

- Неизвестен? Так это же здорово! Это дает безграничные возможности. Вдруг князек? Или граф? Или барон остзейский?

- Ну, это вы загнули. Для остзейского барона я слишком брюнет. А что касается папаши, самый благородный из всех возможных - трактирщик Степан, мещанского сословия. Другие кандидаты - извозчик Андрей, дворник Пахом и далее вниз по социальной лестнице. Слушайте, а вас правда всерьез волнует эта мелодраматическая тема? Тайна рождения, благородный отец. Увлекаетесь синематографом?

- Ничего мелодраматического тут нет. А вы врете. У вас дворянское происхождение на лбу написано. И руки вовсе не мужицкие. Породу не спрячешь. Да кто бы подпустил вас к Старику так близко, будь вы сын прачки?

- Думаете, основатель первого в мире пролетарского государства такой же сноб, как вы?