Источник силы

— Я думаю, что смогу вам в этом помочь, — сказал я. — Я могу позвонить и предложить дать свидетельские показания о несчастном случае, а затем пробраться туда в качестве новообращенного.

— Эта идея не лишена смысла, — сказал Тавернер, — хотя я не уверен, что Джозефус ищет дополнительных Адамов для помощи в своем Раю, но доктор всегда в цене, особенно когда вы имеете дело с рискованными вещами, которые вам хотелось бы утаить. Вокруг целое скопище больниц, куда его могли отвезти. Звоните, пока не найдете, в какую из них он попал, представьтесь в больнице членом семьи, а в семье работником больницы — и удача за вами. Такая охота мне по душе. Мелких негодяев всегда хватает, но Джозефуса не назовешь борцом легкого веса. Он затеет драку, достойную внимания.

В маленькое кафе стали прибывать любители раннего обеда, и наша встреча по общему согласию была прервана. Тавернер отправился обратно в Хайнхэд, а мы с Мак-Дермотом — к телефону. Первая же моя попытка увенчалась успехом. Джозефус был отвезен в Миддлэсекс, где ему зашили голову и отправили домой. Итак, отправив Мак-Дермота дожидаться меня в устричном ресторанчике на Тоттенхэм Корт-Роуд, я обошел квартал на расстоянии не более пятидесяти ярдов отсюда и позвонил у двери дома вполне импозантного вида, нижние окна которого были довольно негостеприимно закрыты ставнями.

Дверь открыла молодая женщина в свободном синем бурнусе, и я изложил ей свое дело. Казалось, она ничего не заподозрила и проводила меня в довольно обычную столовую, куда через несколько минут ко мне вышла высокая женщина постарше. Сначала я принял ее за домоправительницу, но когда увидел ее измученное, худое и напряженное до последней степени лицо, то сразу вспомнил замечание Мак-Дермота о том, что ученики Джозефуса увядают, когда их учитель набирается сил.

Я заметил, что она была настороже, словно встревоженная моим присутствием, но моя история выглядела вполне искренней и обладала еще тем преимуществом, что была правдивой, насколько это было возможно. Я стоял на «островке безопасности», когда Джозефус был сбит. Я оказал первую помощь, но не мог задержаться, чтобы сообщить свое имя и адрес полицейскому, потому что очень спешил, а теперь воспользовался первой же возможностью, чтобы исправить оплошность. В моем изложении не было изъянов, и оно вполне ее устроило, но когда я подкрепил его своей визитной карточкой с адресом на Харли-стрит, я сразу же заметил ее растерянность.

— Извините, я на минутку, — сказала она и поспешно покинула комнату.

Она отсутствовала гораздо дольше, и я уже начал задавать себе вопрос, не потерпел ли мой план неудачу и каковы мои шансы выбраться из этого дома без осложнений, когда она появилась вновь.

— Не будете ли вы так любезны, — сказала она, — зайти в комнату доктора Джозефуса и немного поговорить с ним.

— Что касается меня, то я готов, но травмы головы требуют соблюдения покоя, — сказал я, и мое медицинское «я» взяло во мне верх над новой ролью конспиратора. К моему облегчению, она не обратила внимания на мое возражение.

— Это принесет ему больше пользы, чем вреда, — сказала она, — потому что, если вы ему понравитесь, может быть, мы сможем уговорить его разрешить вам посещать его. С таким капризным человеком очень трудно иметь дело, — добавила она с улыбкой, как мать, говорящая о своем избалованном любимце, даже шалости которого вызывают восхищение.

Она повела меня, но не наверх, а вниз — в подвальное помещение, где, вероятно, раньше была посудомоечная, выходящая на задний двор. Здесь мы и нашли Джозефуса. Комната оказалась не менее поразительной, чем человек. Стены, пол и потолок были черными, как уголь, так что комната казалась полым кубом тусклой тьмы, освещаемой лишь завешенной лампой, стоявшей у Джозефуса под рукой. Сам он был не в постели, как я ожидал, а лежал на сваленных в кучу диванных подушках. Он был облачен в бурнус, который, казалось, был универсальной одеждой этого странного общества. На этот раз бурнус был ярко пурпурным, и, лежа на спине среди своих подушек, с этим удивительным лицом землистого цвета, увенчанным белой повязкой, человек выглядел так, как будто шагнул прямо из «Тысячи и одной ночи». Высокая женщина опустилась на табуретку рядом с Джозефусом, потонув в своих одеждах, а он знаком руки пригласил меня сесть на край дивана. Он выглядел поразительно бодрым, несмотря на то, что сегодня в пять пополудни лежал с пробитой головой, и даже я, учитывая то, кем я был, и зная то, что я знал о его рекордах, не смог не почувствовать странного очарования его личности.