Читаем Источник солнца полностью

– Ты чего это, Саш? – Он замер с ложкой в руке.


Она коротко пожала плечами и повертелась на месте:

– Просто я тебя люблю.

Глава 12

Только все это будет не с ними, а с нами,Теперь уже с нами самими…Юрий Левитанский

Эта глава начнется с рассказа о том, как Артем учил Сашку держаться в седле и крутить педали. Но прежде чем ей подобным образом начаться, хочу пожаловаться на нелегкую свою писательскую судьбу. Мыслю я, что человек, позволивший мне наудачу разглядеть в нем Евграфа Дектора, меня же за паразитизм на его личной истории и возненавидит. Не собственно его ненависть мне страшна, читатель! А то, что художник-портретист называет «не шевелитесь, пожалуйста». И если он станет «шевелиться пожалуйста», то мне придется писать о том, что он шевелится, как он шевелится. В общем – отступать от сюжета. Так что не шевелитесь, дорогой Евграф Соломонович! Обещаю скоро закончить и отпустить вас жить, как жили.

Если сможете, конечно.

Любое произведение, как завещал нам бессмертный Шкловский, пишется соотношением автора и героя. И никак иначе. Для этого у автора широта сознания должна быть необыкновенная: надо держать картинку и смотреть в эту картинку трезвым взглядом на манер булгаковского Максудова. И главное, научиться получать удовольствие от процесса.

Не знаю, кто из рассказанных людей на этой далеко не первой странице занимает меня больше всего.

Один мой знакомый писатель любил говаривать: пиши лишь о том, что сам испытал. Поначалу значения этих простых слов не понимаешь. Ведь как, казалось бы, можно иначе? Но тут все куда сложнее. На этот счет есть у меня афоризм собственного изготовления: в двадцать лет узнать, что дерево называется деревом, это же так здорово! Если не спешите, подумайте над этим. Я пишу о сорокасемилетнем еврее, будучи тридцатилетней русской женщиной, лишь по одной связанной с вышесказанным причине: оба мы люди. И, может быть, раскладывая его жизнь по полочкам, я что-нибудь пойму в своей.


…Артем учил Сашку кататься на велосипеде уже не первый год. И не второй. Точно так же он учил ее прыгать в скакалочку, играть в футбол, столь им самим любимый, и совсем не спортивную «Монополию», которая была их с Валей ровесницей. Обычно обучение сводилось к следующему: Артем скакал как заводной раз двести перед безмятежно взиравшей на все это сестрой, потом катался перед ней на старенькой своей «Каме», потом забивал и сам же отбивал голы в импровизированные ворота, представлявшие собой две сосны, соединенные турником (дело бывало как правило в Тарусе), – а там играл партеечку в «Монополию» (Саша никак не могла понять прелесть покупки несуществующих фабрик на несуществующие деньги), – и при всем при этом умудряться радоваться подобному время провождению. А Сашка невозмутимо наблюдал за впавшим в детство братом со стороны и втайне мечтала, чтобы он, когда наиграется, отпустил ее рисовать. Артем Сашкиного философского стремления к неподвижности понять не мог и всячески стращал ее: то угрозой избыточного веса, то тем, что другим с ней будет скучно – ничего не умеющей. Сашка слушала его, верила ему и по-прежнему – так только дети одни умеют встать на две точки зрения одновременно – продолжала любить пряники, избранное общество брата и рисовать. «В Сашкином возрасте мы, помню, ни на минуту не приседали», – делился размышлениями с факультетским другом Артем. Факультетский друг, давно висевший в списке на отчисление за академическую неуспеваемость, жил бобылем, снимал квартиру, работал в желтой бульварной газете и любил Артема за его слепую жизненную непосредственность – когда нравится, считать себя и циником, и скептиком, и умником, а на самом деле – и верить, и любить, и надеяться всякий раз как последний. И друг, поддаваясь влиянию Артема, поправлял сам себя: как первый.

А Артем учил сестру быть другой, любя ее такой, какая она есть, но не догадываясь об этом.

Никто не догадывался об этом.

И сегодня Артем снова проехался по Красноармейской в оба конца на радость удивленным прохожим. Сашка прошлась за ним туда-сюда со скучающим видом и повеселела, только когда он спрыгнул с седла на землю. Ей очень нравилось, как катается Артем.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая классика / Novum Classic

Картахена
Картахена

События нового романа Лены Элтанг разворачиваются на итальянском побережье, в декорациях отеля «Бриатико» – белоснежной гостиницы на вершине холма, родового поместья, окруженного виноградниками. Обстоятельства приводят сюда персонажей, связанных невидимыми нитями: писателя, утратившего способность писать, студентку колледжа, потерявшую брата, наследника, лишившегося поместья, и убийцу, превратившего комедию ошибок, разыгравшуюся на подмостках «Бриатико», в античную трагедию. Элтанг возвращает русской прозе давно забытого героя: здравомыслящего, но полного безрассудства, человека мужественного, скрытного, с обостренным чувством собственного достоинства. Роман многослоен, полифоничен и полон драматических совпадений, однако в нем нет ни одного обстоятельства, которое можно назвать случайным, и ни одного узла, который не хотелось бы немедленно развязать.

Лена Элтанг

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Голоса исчезают – музыка остается
Голоса исчезают – музыка остается

Новый роман Владимира Мощенко о том времени, когда поэты были Поэтами, когда Грузия была нам ближе, чем Париж или Берлин, когда дружба между русскими и грузинскими поэтами (главным апологетом которой был Борис Леонидович Пастернак. – Ред.), была не побочным симптомом жизни, но правилом ея. Славная эпоха с, как водится, не веселым концом…Далее, цитата Евгения Евтушенко (о Мощенко, о «славной эпохе», о Поэзии):«Однажды (кстати, отрекомендовал нас друг другу в Тбилиси ещё в 1959-м Александр Межиров) этот интеллектуальный незнакомец ошеломляюще предстал передо мной в милицейских погонах. Тогда я ещё не знал, что он выпускник и Высших академических курсов МВД, и Высшей партийной школы, а тут уже и до советского Джеймса Бонда недалеко. Никак я не мог осознать, что под погонами одного человека может соединиться столько благоговейностей – к любви, к поэзии, к музыке, к шахматам, к Грузии, к Венгрии, к христианству и, что очень важно, к человеческим дружбам. Ведь чем-чем, а стихами не обманешь. Ну, матушка Россия, чем ещё ты меня будешь удивлять?! Может быть, первый раз я увидел воистину пушкинского русского человека, способного соединить в душе разнообразие стольких одновременных влюбленностей, хотя многих моих современников и на одну-то влюблённость в кого-нибудь или хотя бы во что-нибудь не хватало. Думаю, каждый из нас может взять в дорогу жизни слова Владимира Мощенко: «Вот и мороз меня обжёг. И в змейку свившийся снежок, и хрупкий лист позавчерашний… А что со мною будет впредь и научусь ли вдаль смотреть хоть чуть умней, хоть чуть бесстрашней?»

Владимир Николаевич Мощенко

Современная русская и зарубежная проза
Источник солнца
Источник солнца

Все мы – чьи-то дети, а иногда матери и отцы. Семья – некоторый космос, в котором случаются черные дыры и шальные кометы, и солнечные затмения, и даже рождаются новые звезды. Евграф Соломонович Дектор – герой романа «Источник солнца» – некогда известный советский драматург, с детства «отравленный» атмосферой Центрального дома литераторов и писательских посиделок на родительской кухне стареет и совершенно не понимает своих сыновей. Ему кажется, что Артем и Валя отбились от рук, а когда к ним домой на Красноармейскую привозят маленькую племянницу Евграфа – Сашку, ситуация становится вовсе патовой… найдет ли каждый из них свой источник любви к родным, свой «источник солнца»?Повесть, вошедшая в сборник, прочтение-воспоминание-пара фраз знаменитого романа Рэя Брэдбери «Вино из одуванчиков» и так же фиксирует заявленную «семейную тему».

Юлия Алексеевна Качалкина

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Замечательная жизнь Юдоры Ханисетт
Замечательная жизнь Юдоры Ханисетт

Юдоре Ханисетт восемьдесят пять. Она устала от жизни и точно знает, как хочет ее завершить. Один звонок в швейцарскую клинику приводит в действие продуманный план.Юдора желает лишь спокойно закончить все свои дела, но новая соседка, жизнерадостная десятилетняя Роуз, затягивает ее в водоворот приключений и интересных знакомств. Так в жизни Юдоры появляются приветливый сосед Стэнли, послеобеденный чай, походы по магазинам, поездки на пляж и вечеринки с пиццей.И теперь, размышляя о своем непростом прошлом и удивительном настоящем, Юдора задается вопросом: действительно ли она готова оставить все, только сейчас испытав, каково это – по-настоящему жить?Для кого эта книгаДля кто любит добрые, трогательные и жизнеутверждающие истории.Для читателей книг «Служба доставки книг», «Элеанор Олифант в полном порядке», «Вторая жизнь Уве» и «Тревожные люди».На русском языке публикуется впервые.

Энни Лайонс

Современная русская и зарубежная проза
Кредит доверчивости
Кредит доверчивости

Тема, затронутая в новом романе самой знаковой писательницы современности Татьяны Устиновой и самого известного адвоката Павла Астахова, знакома многим не понаслышке. Наверное, потому, что история, рассказанная в нем, очень серьезная и болезненная для большинства из нас, так или иначе бравших кредиты! Кто-то выбрался из «кредитной ловушки» без потерь, кто-то, напротив, потерял многое — время, деньги, здоровье!.. Судье Лене Кузнецовой предстоит решить судьбу Виктора Малышева и его детей, которые вот-вот могут потерять квартиру, купленную когда-то по ипотеке. Одновременно ее сестра попадает в лапы кредитных мошенников. Лена — судья и должна быть беспристрастна, но ей так хочется помочь Малышеву, со всего маху угодившему разом во все жизненные трагедии и неприятности! Она найдет решение труднейшей головоломки, когда уже почти не останется надежды на примирение и благополучный исход дела…

Павел Алексеевич Астахов , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза