А Рерик, перепрыгнув через стол, набросился на Альдхельма. Он был моложе и легче, но хорошая выучка, ярость и решительность норманна уравнивали их силы. Они отчаянно боролись среди толкотни и давки, никому толком не удавалось использовать свое оружие, хотя лезвия ножей уже не раз скользили по телам, и разрезанные нарядные шелка повисли лохмотьями. Наконец Рерик подбил ногу Альдхельма, опрокинул того наземь, схватил за волосы и несколько раз сильно ударил головой о камень очага. А потом вонзил скрамасакс под горло. Хлынула кровь, и он, бросив уже не живого противника, вскочил, но тут же на него еще кто-то накинулся, и он отскочил за столб, подпирающий крышу.
Перед ним был Элланд. В красивой ярко-желтой далматике, уже залитой кровью с правой стороны, непонятно, своей или чужой, с окровавленным ножом в руке, он смотрел на Рерика с непримиримой ненавистью. И теперь ему был как нельзя лучше понятен тот торжествующий взгляд, который на него бросил брат невесты в день обручения. Тогда сын Альдхельма уже знал, что ликование врагов продлился недолго и что победа их обманчива. Он только не знал, что его враг осторожен, недоверчив и в любое время готов к неприятностям.
Подхватив из-под ног упавшее серебряное блюдо, Рерик в первые мгновения использовал его как щит; блюдо, на котором недавно лежала жареная свинина, было скользким от жира, но Рерик крепко вцепился в край через длинный рукав далматики, и такой щит был все же лучше, чем никакого. Отбив первый выпад Элланда, он сам нанес несколько быстрых ударов, но лезвие скармасакса, хоть и достало до тела, лишь распороло желтый шелк, а под ним обнаружилась серая чешуя кольчуги. Ведь фризы не просто подозревали, а точно знали, что на пиру будет смертельная схватка, а слабыми противниками норманнов не считали.
Лезвие Элландова ножа скользнуло по шее Рерика — фриз тоже понял, что его противник защищен и бить имеет смысл только в открытые места. Но здесь железо столкнулось с золотом гривны, которую Харальд, необычайно расщедрившись, одолжил на это день младшему брату. Будто знал, что Золотой Дракон в самом прямом смысле прикроет его от смерти.
Ощущая в душе железный холод этого лезвия, Рерик огрел Элланда своим случайным щитом по голове, а пока тот на миг потерял возможность его видеть, изо всей силы ударил скрамасаксом под мышку поднятой левой руки. Под мышками в кольчужном плетении имеется отверстие, не слишком большое, но клинок пройдет, если удачно попасть.
И он попал. Лезвие погрузилось в тело — не очень глубоко, но Элланд взмахнул рукой, пытаясь удержать равновесие, и упал.
Рерик на миг замешкался, уклоняясь от брошенной кем-то большой обглоданной кости. Совсем рядом раздался знакомый голос, совсем неуместный здесь, перед глазами мелькнуло что-то красное и черное. Он увидел длинные темные волосы, рассыпанные по спине, покрытой красным с золотом самитом, дрожащие цветочные головки венка… Рейнельда! Он совершенно забыл о ней, да и казалось что с тех пор, как они с Теодрадой встали из-за стола, прошла целая вечность. А прошли считанные мгновения — женщины не успели даже выбраться из-за стола, а только кричали от ужаса, глядя на внезапно вспыхнувшее сражение. Ведь они ничего заранее не знали. И Рейнельда, едва опомнившись, увидела, как ее брат набросился с ножом на ее жениха, а потом упал.
Не веря глазам и не думая о себе, не замечая мелькающих вокруг клинков, бессознательно уклоняясь и скользя между дерущимися мужчинами, Рейнельда подбежала к Элланду. Она знала, конечно, что ее родные недовольны всем случившимся и не рады ее браку, но надеялась, что со временем все наладится, и верила, что сама поможет примирению между отцом и мужем. Она знала, что ее честолюбивый и горячий брат надеется когда-нибудь стать новым кюнингом свободных фризов. И не могла поверить, что он не стал откладывать свои мечты на будущие годы, что он попытался прямо сейчас взять желаемое — и что он может умереть. Умереть от руки норманна, которого она уже почти полюбила.
Она бросилась на колени возле лежащего, схватилась за края разрезанной одежды, набухавшей кровью, чтобы осмотреть рану и попытаться что-то сделать. Она не заметила Рерика, который, увидев ее, сделал движение, будто хотел ее поднять и увести.
Зато его заметил Элланд. Возбуждение схватки приглушило боль, и в то же время он с предельной ясностью сознавал, что его мгновения сочтены: пусть его рана не смертельна, выжить после этого норманны ему не дадут. Он думает, что победил, викинг, бродяга и разбойник, желающий стать отцом будущих фризский кюнингов. Не дождется.