— Я принял вызов и убил рыцаря, — сказал король. — Вернее, думал, что убил. Руад Рофесса спешился, и мы бились на мечах. Он дважды ранил меня. Он хорошо дрался, и все же я сумел поразить его, ударив в грудь и пробив доспех. Рыцарь упал и лежал неподвижно. Я поднял забрало его шлема и увидел лицо: очень красивое и спокойное. И вдруг это лицо стало таять, как весенний снег в борозде, еще немного, и осталась только пустая броня. Я проклял колдовство, тем более, что раны мои были совсем нешуточными. Мы оставили доспехи Руада посреди каменного круга и прошли через ворота.
…Конан не мог бы точно описать, что произошло, только, пройдя совсем немного, вместо круглых валов и каменистой пустыни они увидели далеко внизу прекрасную долину, залитую ярким солнцем. Ее покрывали густые леса, среди которых темнели квадраты полей и сияли лазурные нити полноводных рек. Небольшие деревушки и города, обнесенные круглыми стенами, во множестве были разбросаны среди садов, а между ними вились мощенные желтым кирпичом дороги, перекинутые через реки арками легких мостов. Посреди долины что-то сияло всеми цветами радуги, словно огромная перламутровая раковина, извлеченная неким гигантом из глубин Мирового Океана.
— Мы спустились в долину и двинулись по дороге, сами не зная еще, куда попадем, — рассказывал король, и Альфред слушал его, затаив дыхание. — Самым удивительным было то, что местные жители совсем нас не боялись, хотя и видом, и оружием мы отличались от них, как грязные оборванцы отличаются от людей, собравшихся в храм на богослужение. Хозяева постоялых дворов стояли возле дверей своих обширных построек с высокими крышами и зазывали нас отдохнуть и выпить сидра — так зовется самый распространенный на острове напиток, подобный легкому шипучему вину. Владельцы лавок выбегали со своими товарами: легкими нарядными тканями, какими-то безделушками и украшениями, нужными нам, как быку конское седло. Они говорили с нами на языке, состоявшем из смеси множества известных нам слов, а узнав, что мой отряд состоит из зингарцев, почти полностью переходили на язык этой страны, так что мы без труда понимали их цветастую речь. Это было тем более удивительно, что, по словам Да Дерга, фаллийцы никогда не покидают свой остров. Потом я узнал, что на Инис Фалль, как зовут они свою страну, живет немало хайборийцев, из тех, кто, прибыв сюда в качестве наемников, решили навсегда оставить оружие и поселиться в этом благодатном крае. Мои вооруженные до зубов орлы с удивлением таращились по сторонам, Сантидио что-то записывал на тонких дощечках, которые носил у пояса, а Ваная шла рядом с Арэлем, глядя на все восторженными глазами.
В каком-то селении я спросил, как добраться до Медового Покоя королевы Матген, и нам указали дорогу к столице, даже не поинтересовавшись, что мы там ищем. Наконец мы приблизились к Лиатдруиму и остановились, пораженные. Сей град обнесен семью круглыми стенами, возвышающимися одна над другой, так как столица располагается на холме. Каждая стена окрашена в один из цветов радуги, а сделаны они из материала, подобного стеклу, полупрозрачного и очень крепкого. Виднелись купола дворцов и башни, не уступавшие красочностью стенам. Этот город мы приняли за сверкание огромной раковины, когда смотрели на долину сверху.
Возле ворот толпилось множество народу. Оказывается, мы прибыли в канун праздника Лугназад, который справляют в честь бога Луга, покровителя искусств и ремесел. Стража велела нам ждать, и мой отряд расположился неподалеку, на опушке леса. Зингарцы побросали щиты и копья и растянулись в тени кустов: им было жарко в шерстяных куртках и кожаных латах, они устали. С нами ждали еще множество каких-то людей, они безбоязненно подходили к моим головорезам, о чем-то заговаривали с ними, и странно мне было видеть тоненькую девушку в легком платье, которая бродила среди вооруженных людей, каждый из которых считался у себя на родине отъявленным злодеем. Бандерос потянул было к ней свои лапы, но девушка только тихо засмеялась, глядя ему в глаза. Зингарец отшатнулся, на лице его отразился страх, а она убежала. Когда я потом спросил, что его напугало, он отвернулся и только пробурчал: «Так, померещилось…»