– Это не самонадеянность.
– Она самая, Хэм. Объяснимая самонадеянность. Не думаю, что кто-то способен управлять без нее. Наверно, именно ее мне и не хватало за все время моего правления. Самонадеянности.
– Уверенности в себе.
– Более красивое слово для того же понятия, – возразил Эленд. – Я могу сделать больше хорошего для людей, чем кто-либо другой. Остается только понять, как им это доказать.
– Ты поймешь.
– Ты оптимист, Хэм.
– Как и ты.
Эленд улыбнулся:
– Правда. Но эта деятельность меня меняет.
– Что ж, если ты хочешь ее сохранить, нам надо вернуться к исследованиям. Остался всего один день.
– Я прочел все, что только можно, Хэм, – покачал головой Эленд. – Я не стану хитрить с законом, поэтому нет смысла искать лазейки и изучать для вдохновения другие книги. Не поможет. Лучше подумать. Прогуляться…
Некоторое время они шли молча. Внезапно Эленд остановился и взмахом руки подозвал одного из своих людей.
– Что это? – спросил король, указывая на группу вражеских солдат в отдалении.
Солдат вгляделся, прикрыв глаза рукой:
– Похоже на очередную стычку между людьми Сетта и Страффа, ваше величество.
– И часто они происходят?
– В последнее время все чаще и чаще. Обычно патрули разведчиков, столкнувшись друг с другом, начинают драться. Когда они отступают, остается несколько тел. Ничего особенного, ваше величество.
«Ничего особенного, – мысленно повторил Эленд. – Эти армии, должно быть, напряжены не меньше нашего. Солдаты не могут так долго сидеть в осаде, особенно в условиях наступающей зимы».
Они находились на грани. Прибытие колоссов только усугубило хаос. Страфф и Сетт кинутся друг на друга, стоит только их немного подтолкнуть.
«Мне просто нужно еще немного времени».
Но сначала необходимо вернуть трон. Без власти он никто.
«А ведь Хэм прав», – вдруг подумал Эленд.
Только сейчас он обратил внимание, что солдаты и впрямь немного приосанивались всякий раз, когда они с Хэмом приближались к постам. Салютовали – король отвечал кивком, держа руку на эфесе меча, как инструктировала Тиндвил.
«Если я сохраню трон, это будет ее заслуга»
Конечно, Тиндвил бы отчитала его за подобные мысли. Она бы сказала, что он сохранил трон, потому что заслужил, потому что оставался королем. И если в чем-то изменял себе, то лишь для общего блага. Эленд не был уверен, что когда-нибудь сможет полностью согласиться с террисийкой, но последний ее урок, преподанный день назад, научил одному: не существовало образца для королевской власти. Он, Эленд, не будет похож на королей прошлого, равно как не будет похож на Кельсера.
Он будет Элендом Венчером. Он черпал знания у философов, поэтому его запомнят как ученого. Он будет собой, а иначе его не запомнят вообще. Ни один король не должен признавать свои слабости, но ему должно хватать мудрости, чтобы признавать свою силу.
«И в чем моя сила? – думал Эленд. – Почему именно я должен править этим городом?»
Да, он был ученым – и жизнелюбом, как отметил Хэм. Мастера дуэлей из него не вышло, хотя он продолжал учиться. Он не был блестящим дипломатом, хотя его встречи со Страффом и Сеттом подтвердили, что он может добиваться своего.
Так кто же он?
Аристократ, который любит скаа. Он всегда был к ним неравнодушен, даже до Крушения – до того, как встретил Вин и остальных. Одна из его любимых философских головоломок – попытаться доказать, что скаа не отличаются от людей благородного происхождения. Звучало идеалистично, даже немного натянуто, и, по правде говоря, в значительной мере его интерес к скаа до Крушения был чисто академическим. Эленд почти не видел скаа, и потому они казались ему экзотичными.
«Интересно, что сказали бы работники плантаций, если бы кто-то назвал их „экзотичными“», – улыбнулся про себя Эленд.
Но потом случилось Крушение – бунт, предсказанный в его любимых книгах и зарождающихся теориях. То, во что он верил, не могло оставаться научной абстракцией. И он дошел до понимания скаа – не только Вин и остальных членов шайки Кельсера, но рабочих и слуг. Он видел, как у них появилась надежда. Он видел пробуждение самоуважения и самооценки в жителях города, и это его вдохновляло.
Он их не бросит.
«Вот кто я такой, – подумал Эленд, приостанавливаясь. – Идеалист. Излишне эмоциональный идеалист, который, несмотря на свою ученость и книги, никогда не был хорошим аристократом».
– Что? – спросил Хэм, останавливаясь рядом.
Эленд повернулся:
– У меня идея.
38
Поначалу я верил в Аленди, но потом меня стали мучить подозрения. Это очень трудно объяснить: он действительно соответствовал всем пророчествам. Слишком соответствовал – вот в чем все дело…
«Как он может выглядеть таким уверенным в себе, когда я нервничаю?» – подумала Вин, глядя, как постепенно заполняется людьми холл Ассамблеи.
Эленд сказал, что на этот раз хочет выглядеть как настоящий правитель, поэтому прибыли они рано. Сегодня должны были состояться выборы короля.