Источник забвения

— Ты жалеешь меня?

— Да. Силы тебе сейчас нужны, как никогда.

— Но ведь я все равно уже не смогу не думать обо всем этом.

— Хочешь, я все это сотру в твоей памяти?

— Это несложно?

— Совсем несложно.

— Сотри тогда войну в памяти старика. Сотри кошмары Марго. Печаль Жана. Горе Настасьи Филатовны и Константина Ивановича. Одиночество бабок Евдокии и Анны. Убогость Лизы… Помоги людям! Если бы я имел такую силу, я не остановился бы ни перед чем. Ни перед каким Стилем! И пусть бы меня потом изгоняли из инов!

— Успокойся! — Опять в него потекли нежные и теплые токи. — Как только я стала бы поступать таким образом, то немедленно была бы лишена способностей инчанки, и уже ничем и никак не смогла бы никому серьезно помочь. Таковы правила Стиля. Представь, что некой планете в тягость ее орбита, и она просит (планета просит) изменить ее. Что из этого получится в системе, где взаимосцеплено все?.. Представь…

— Но ты готова стереть кое-что в моей памяти!

— По отношению к тебе у меня особые права.

— Ты выделила меня, и я тебе отдан, так?

— Так! — опять засмеялась она. — Отдан на растерзание! Ну? Не правда ли — чрезвычайная баба!

— И все-таки, если бы я…

Гостья каким-то неведомым усилием заставила его замолчать. Задумалась.

— Оставим. У нас уже не так много времени, чтобы спорить. Я знаю твое благородство. Но… Люди часто говорят: «если бы я». Но когда сбывается это «если бы», они, как правило, задумываются, не спешат осуществлять свою программу. И не потому, что они — обманщики. Нет! А потому, что теперь уже они смотрят с высоты свершившегося «если бы». А тут — другой кругозор. Оставим… Лучше скажи мне вот что! Если бы ты в самом деле стал ином, какой бы ты выбрал себе возраст?

Он ответил не сразу, это требовало осмысления.

— Ужасный вопрос, — проговорил он, наконец. — Может быть, я перебрал бы несколько возрастов…

— Чтобы посмотреть, в каком лучше?

— Да, чтобы посмотреть… Знаешь, я наверно начал бы с детства. Определенно — с детства!

— Это прекрасно! Расскажи мне о своем детстве! Расскажи, пока еще есть время…

18

Они уходили на рассвете втроем — третьим был Филипп.

Накануне, вечером, когда они все сидели на крыльце бывшего «женского» дома, и Жан, которому Марго запретила вставать, просил, чтобы не закрывали дверь, потому что он все хочет слышать; когда Визин, призвав все свое красноречие, всю убежденность, доказывал Марго, что в любом случае идти в тайгу ей нельзя, что и ей, и Жану нужно приводить себя в порядок и что лучшее средство для этого — пасека Константина Ивановича, мази Настасьи Филатовны и прочие местные снадобья и целебности, и все это говорилось негромко, даже грустно чуть-чуть, как бывает перед расставанием, и можно было смотреть в глаза Марго — они не давили и не обжигали, и не суетился Андромедов, и тихо, затаенно вздыхая, лежал Жан — лежал так, чтобы видеть всех; когда жара уже спала и воздух немного посырел, и слышалось фырканье лошади на лужайке, и мычали коровы, — одна Константина Ивановича, — другая Евдокии Ивановны, — призывая хозяек к дойке, — вот тогда-то, улучив минуту, Филипп сказал Визину, что пойдет с ними. Он не просил, не умолял, не говорил, что может быть полезен, что знает лес и «особо болотья», — он просто сказал, что значит, надо собираться и ему, и это правильно, что наконец выходим, потому что надоело бездельничать. За эти дни он починил крыльцо, дверь, законопатил щели в доме, поправил дранку на крыше, поднял упавшую изгородь, но все это не работа, а баловство, говорил он, а главная работа впереди. И Визин не смог возразить — Филипп говорил таким тоном, как будто все давно было решено, и словно бы не он — третий, пристяжной, а Андромедов или даже сам Герман Петрович.

Они выходили рано; до солнца было еще далеко, восток только-только еще начал краснеть. Путники были бодры — вчера помылись в бане, легли рано и хорошо выспались.

За ними увязалась одна из собак пасечника, Пашка, с которым у Визина образовалась взаимная привязанность, — он подкармливал его, отдавал остатки консервов, — и хозяин сказал, что не возражает, пусть идет, если захотелось, он, сукин сын, любит шататься по лесу, бродяжья натура, безусловно охотничий, да все некогда ублажить его, не до леса — пасека почти все время отнимает.

— А есля, можеть, вертолет какой прилетить и забереть вас, — хитро добавил он, прищурившись на Визина, — и вы, значить, у Макарове не вернетеся, тада кидайте етого Пашку к такой матери — сам дорогу домой найдеть, прибегать как миленький.

— Не надо нам вертолета — серьезно сказал Визин. — Но хлопочите. Все будет в порядке — нас все-таки трое. И здесь наши остаются, так что мимо Макарова нам пути нет.

— Ладно, — сказал Константин Иванович. — Ясно. Малого к вашему приходу поставим на ноги.

— Спасибо вам.

— Тропку, тропку глядите, — напутствовал Константин Иванович. — А потеряется — ищите. Она аж до болота должна быть.

— Хорошо…

Марго стояла на крыльце и ждала, когда они подойдут; в руках у нее была мелкокалиберка.

— Вот, — сказала она. — По-моему, вам пригодится.

— Ета дело, — сказал Филипп. — Давай сюды.