Источнику не нужно спрашивать пути

Так вот, это была первая ступень совершенства. Вторая сту­пень истинного совершенства достигнута, когда для каждого члена моей системы есть место в моем сердце. Это мои бабуш­ки и дедушки, тети и дяди, и все, кто уступил в системе место для меня, все исключенные, все люди с тяжелыми судьбами, презираемые, другие члены системы. Если хотя бы один из них останется исключенным, я чувствую себя несовершенным. Если они все в моем сердце, я чувствую себя совершенным. Это ис­тинное совершенство оказывает чудесное действие. В момент его достижения я чувствую себя одновременно состоявшимся и свободным.

72

Исцелениеиблаго

УЧАСТНИК: Когда я стоял там, впереди, я чувствовал, что речь идет не в точности о том событии, которое разворачива­ется на сцене, скорее речь идет о чувствах, стоящих там. Речь идет о разрешении судьбы. Это так?

Б. X.: Да, это так. Речь идет о поиске решения. В этом про­цессе не важно, что в частности верно или неверно. Коль скоро мы идем по направлению к решению, мы его достигнем и околь­ным путем.

УЧАСТНИК: Видимо, исцеление — не то, во что мы верим во многих случаях. У меня было такое чувство, что в этом про­цессе выявляются законы, которые мы понимаем лишь частич­но, и многое остается совершенно неясным. Мне показалось, что во многих случаях решение невозможно было предвидеть.

Б. X.: Я не мог его предвидеть. Но принципиальная разница в том, ищу ли я исцеления (особенно это касается телесного исцеления) или нацелен на восстановление порядка в системе. Если последнее удается, это приносит счастье и освобождение. Это именно то, на что я непосредственно нацелен. Это оказы­вает действие и на тело, в большей или меньшей степени.

Когда клиент болен или готов расстаться с жизнью из люб­ви к своей семье и тем не менее ему удается освободиться от этого давления, он чувствует себя в семье более защищенным. Если до этого клиент был готов умереть, он в той же мере готов умереть и от болезни, но начинает относиться к ней иначе. Здоровье больше не является для него высшей ценностью.

Многие больные и врачи считают здоровье высшей ценно­стью. Здоровье не есть высшая ценность. Жизнь тоже не есть высшая ценность. У души другие мерки. Если допустить, что наряду со здоровьем болезнь может обладать значением и ве­личием; что смерть в свое время обладает значением и величи­ем, можно спокойнее обращаться с болезнью и смертью.

Старейшее из философских изречений Запада идет от неко­го Анаксимандра. Хайдеггер написал об этом изречении длин­ный научный трактат, измерив его глубину. В распространен­ном переводе оно гласит: «Откуда вещи берут свое начало, там и должны они погибнуть при необходимости; они должны понести наказание и быть судимы за свои несправедливости в соответствии с порядком времени».

73

Имеется в виду: кто держится за жизнь сверх положенного времени, тот грешит против бытия. Мы движемся вместе с потоком жизни и с потоком смерти. В этом гармония. В этом потоке движутся как благо и исцеление, так и болезнь и смерть. Так мы можем занять другую позицию по отношению к жизни и по отношению к смерти.

Границысовести

То, что мы обычно понимаем под совестью, есть внутрен­нее чувство, которое сродни чувству равновесия. С помощью этого чувства мы ощущаем, как нужно себя вести, чтобы при­надлежать к определенной группе, и чего необходимо избегать, чтобы не проиграть право на принадлежность. Наша совесть спокойна, когда мы выполняем условия принадлежности. Наша совесть неспокойна, если мы отступаем от этих условий.

Условия принадлежности различны у разных групп. В семье воров нужно вести себя иначе, чем в семье священника, напри­мер. Для того чтоб совесть была спокойна, дети в обеих семьях ведут себя совершенно по-разному.

Моральным мы считаем то, что ценится в нашей семье, и аморальным то, что отрицается. Содержание этих принципов полностью почерпнуто из системы.

Странно, но чистая совесть дает нам право причинять вред другим, тем, кто отличается от нас. Чистой совестью прикры­вается, как правило, тот, кто собирается причинить вред дру­гому. Если я хороший и хочу добра, мне нет нужды взывать к моей чистой совести. Это странно.

Настоящее добро творится по ту сторону совести, чтобы действительно делать добро, нужно выйти за границы собствен­ной совести, а это требует мужества. Истинное добро служит многим, оно признает действительность различий между раз­ными группами, системами, религиями.

Однако существует и высшая инстанция. Она действует за пределами совести, которую я описал только что. Эта инстан­ция действует, когда мы сами в гармонии с чем-то большим. Действие этой инстанции можно иногда увидеть в расстанов­ках, когда все участники умиротворены и находятся в созвучии с чем-то большим. Или когда человек замечает, что он призван

74