Исток

— Не знаю, — задумчиво проговорил штурман. — Просто у меня такое ощущение… Знаешь, мы, штурманы, привыкли верить интуиции, когда логика не может помочь. Вот и тут — с самого начала…

— Стой! — перебил его командир и даже схватил штурмана за руку; для этого ему пришлось перегнуться вперед, он обжег запястье о невидимо раскаленную печку и сердито охнул от боли. — Давай, штурман, — продолжил он, подув на обожженное место, — отложим рассуждения об Истоке до возвращения на корабль. Будем лишь оценивать факты, без обобщений. Мы, я считаю, оказались на нормальной планете, которая живет приблизительно по ритму начала нашей эры. Афины, Спарта… Кроме того, здесь есть и люди, живущие по законам каменного века. Помнишь, нам приходилось встречаться с такими культурами.

— А следы? — спросил штурман, устраиваясь поуютнее в предвкушении спора.

— Дождемся дня, рассмотрим их как следует, и тогда начнем строить гипотезы. Пока ясно, что здесь сосуществуют разные уровни цивилизации. На заре, надо полагать, развернется сражение — бронзовые мечи против каменных топоров — и с этой точки зрения мы находимся, пожалуй, не в самом выгодном месте. Как ты думаешь, навигатор…

Штурман, усмехнувшись, перебил его:

— Я не могу думать без привлечения гипотезы Истока.

Командир не то застонал, не то коротко засмеялся:

— Ох, есть предел терпению… Но — хорошо. Поговорим на эту тему в последний раз. Слушай. Когда мы прилетели, еще можно было думать, что это — Исток, бывший Исток, то ли покинутый людьми, то ли переживший катастрофу и успевший оправиться от нее, но уже без людей. Мне показалось слишком тяжелым сообщить на Земле, что цивилизация Истока не дожила до наших дней, и все же в тот момент такая гипотеза могла возникнуть. Через некоторое время мы убедились, что на планете есть люди. Каменный век. Даже и это еще можно было бы объяснить с твоей точки зрения, предположив, что какая-то часть людей уцелела после катастрофы, но деградировала, превратившись в дикарей. Но теперь я категорически говорю: нет! Цивилизация, откатываясь назад, не могла задержаться на античной стадии, а начав снова с нуля, не успела бы дойти до нее. Согласен?

— Логично.

— И еще. Принять твою гипотезу — значит признать, что великая цивилизация Истока погибла. Но скажи: разве на Гиганте, на предпоследней по развитию ступени перед Истоком, хоть что-нибудь указывало на приближение катастрофы? Разве были там антагонизм, вражда, скрытые противоречия в развитии общества? Не было! И неудивительно: даже на нашей Земле это давно уже не грозит обществу, а ведь между нами и Гигантом — немалая дистанция. Я прав?

— Ты был бы прав, — сказал, помолчав, штурман, — если бы я хоть словом обмолвился о гибели цивилизации.

— Но ведь если цивилизация не погибла, и ее нет — значит ее и не было? Тогда это не Исток!

— Не согласен… Гибель цивилизации — не единственное, что может с нею приключиться. Я, конечно, не думаю, что человечество может мирно скончаться в своей постели не от недостатка, а от изобилия. Помнишь эту теорию?

— От обжорства, что ли?

— Можно и так сказать. От обжорства знанием, от изобилия информации. Общество, развиваясь, успешно преодолело все мели и рифы, обошлось без ядерной войны, добилось изобилия, передоверило производство материальных ценностей машинам и получило наконец возможность всю свою энергию направить на познание мира, — познание все более глубокое и всестороннее…

— Мы на Земле все это проделали, — сказал командир, — и пока что живы и здоровы. — Он согнул руку, напрягая бицепс. Штурман кивнул.

— Ты атлет, это известно. Но послушай дальше. Сторонники этой гипотезы говорили, что главная беда в том, что темп развития ускоряется, науки же дифференцируются. Если что-то возникает на стыках, то и такая новая отрасль не становится объединяющим звеном, а напротив, сама начинает углубляться и отходит все дальше от соседей. Проведи из центра окружности любое количество радиальных линий — и они чем дальше, тем больше будут расходиться. Простая геометрия.

— Ну, дальше?

— А дальше вот что: познание — основное содержание жизни. Машина общества закручена и пущена, идет без сучка без задоринки, внимания не требует, а значит, исчезает общность интересов: какой смысл интересоваться тем, что действует само по себе, как хороший автомат, даже смазки не требует, а совать ему палки в колеса в наше время никому и в голову не придет. Значит, у каждого есть полная возможность жить только своими интересами, а интересы-то у всех разные, наука требует человека целиком, если заниматься ею всерьез, а не всерьез у нас уже не бывает. И вот, говорили они, может получиться, что люди перестанут понимать друг друга. Но в то же время человек — существо общественное и вне общества жить не может. А общество перестает существовать в тот миг, когда исчезает связь, элемент общения. И вот…

— Все, — сказал командир. — Дальше я понял. Теория эта мне активно не нравится; я в нее не верю.