Исток

Так вот в местном языке из двух тысяч слов существительными были девяносто пять процентов! То есть основу языка составляли названия. Вот пальма справа от меня. Я как человек двадцать первого века не знаю как она называется, но описал бы её примерно: «невысокая пальма, с толстым стволом у основания, цвет ствола светло коричневый, крона раскидистая не пышная, плодов нет». Так вот местный бы глядя на это дерево сказал бы: «Пхыахаль». Да, одно слово, но оно не означает «пальма». Прямой перевод слова «Пхыахаль» это — «невысокая пальма, с толстым стволом у основания, цвет ствола светло коричневый, крона раскидистая не пышная, плодов нет»!!! А если бы на этой пальмы были крупные плоды, при неизменных остальных характеристиках, то местный назвал бы это дерево словом «Отхачапа». А если бы плоды были мелкие, на таком же по сути дереве, то «Палыхаша»!!! Вот так и набирался кажущийся вполне приличным словарный запас. Только вот из тысяч слов, пятьсот существительные обозначающие наименования деревьев, еще пятьсот отводилось различным лианам и кустарникам, несколько сотен травам и ягодам и так далее. А вот прилагательных почти не было вовсе! За исключением огромного числа отведенного для описания цветовой гаммы. По мнению местных, судя из их словарного запаса, цветам уделялась огромная роль, только оттенков красного было около пятнадцати, а у зеленого все тридцать. Впрочем, в дикой природе все подчинено логике выживания, и раз такое внимание уделено оттенкам и цветам, значит так надо. Съел ягодку чуть более бордовую, чем та которая точно съедобна, и все кончилось твое существование в этом лучшем из миров.

А вот описательная часть языка, это был кошмар. Эта часть практически отсутствовала. Прилагательные, все крутились в диапазоне «съедобное», «несъедобное»! Единственное, что всплыло в памяти отражающее настроение или какое-то реально ощущение было слово «тача», что значит «вкусно»! А где слово «красиво» к примеру или ему подобные? А нету их. С глаголами было примерно так же. Вот например когда четыре женщины хотели убежать, я их остановил рыком «Гыхр!» Я ведь хотел сказать «стой»! Но увы, нет слова «стой» или «стоять» в этом языке, все близкие по смыслу слова заменяются одним «Гыхр», что наиболее точно перевести как «замри» или «замереть». И так во всем. По сути просто так поговорить о чем-то отстраненном, на этом языке было фактически невозможно! Ну или мне так кажется по-первости, а потом привыкну?

Вдруг, откуда то из папоротника неподалеку доносится слабый стон.

Тело реагирует на данный звук вполне однозначно. Чуть поднимаются колени, корпус поворачивается на источник, руки готовы хватать и душить. Едва пересиливаю в себе порыв кинуться в папоротник и… Но нет, если есть кто живой, то сейчас, каждая жизнь это больше чем золото! Я не могу себе позволить терять кого-то!

Обвожу жестом всех женщин и детей и руками показываю им собраться в одну кучу. Сперва они не понимают, что я от них хочу, пытаюсь объяснить, но выходит еще хуже, только запугиваю их еще больше. Начинаю злится и немного теряю контроль над телом.

— Зага! — Тут же раздается рык из моей глотки.

«Зага» значит «вместе». И повторяя это слово Одыр, вернее то, что пока не угасло от него, начинает раздавать легкие подзатыльники не понимающим. И надо сказать, это имеет просто волшебный эффект. Пять выкриков, четыре затрещины и вот все собраны в одну кучку.

— Гыхр! — Эту команду все так же понимают вполне однозначно.

Точнее самые малые дети конечно её не воспринимают, но женщины сели в круг и детей из него не выпускают. Разумно и ведь я их это делать не заставлял, надо сказать я о детях вообще не подумал в тот момент. И спасибо женщинам, что подумали они, но вот беда я их даже поблагодарить не могу, нет слов благодарности в этом первобытном протоязыке!

Пока я отвлекался на то, что бы собрать всех в одну кучу, из папоротника больше никто не стонал. Но вместо того, что бы опрометью бросится в атаку, как того требует тело, я наоборот стараюсь быть как можно более острожным. Сгибаюсь так, что ладони касаются земли и как-то странно, немного по диагонали, эдакими галсами, ломаной линией, двигаюсь к зарослям. Это во мне говорит память тела. Я сам, не за что бы не догадался двигаться так. Но в данном случае, решил не противится инстинктам.

Впрочем, мои предосторожности были излишними, в папоротнике я нашел бесчувственного мальчишку. Поднапряг память Одыра. Ага, это Лащ, из почти людей, что живут у воды, ему примерно лет тринадцать, почти мужчина, по здешним меркам. У паренька несколько ссадин, немного сорванной кожи на виске, а в остальном на вид он вполне здоров. Дыхание ровное, не прерывистое, сердце стучит равномерно. Сотрясение мозга максимум. Очнется уже скоро. И от этой мысли я так и сел прямо в мокрый папоротник.