Исток зла

Фамильный особняк Комаровских выглядел как любое имение, оставленное без постоянного ухода и попечения хозяев — непрезентабельно. В восемьдесят первом году особняк пытались взять штурмом взбунтовавшиеся, и еще не все следы того кошмара были сглажены с морщинистой поверхности стен. То тут, то там плохо заделанный след от пули. Мрачными громадами, сторожащими покой старинного особняка, стояли ели — Комаровские выращивали особый сорт, голубые ели, первые саженцы которых были пожалованы прадеду еще лично из рук Николая Второго…

Бросив машину у ворот, никуда не денется, а ждать пока откроют, не хотелось, молодой граф вихрем пронесся по посыпанным песком дорожкам парка, по мраморным, ведущим к главному входу ступеням — их было ровно двадцать. Лишь в кабинете — святилище, где имел право находиться только старший мужчина из рода Комаровских, он немного успокоился.

Он не питал никаких иллюзий насчет своей барышни. Все, что их держит вместе, — с ее стороны, по крайней мере, — это секс и опасность. Больше ничего. В каком-то смысле для нее связь с москалем, ненавидимым всем высшим светом Варшавы, — это вызов обществу. Наверное, она по-своему любит его, нельзя же так без любви…

А он? Нужно ли ему всё это?

У графа Ежи в Санкт-Петербурге был друг. Как ни странно, не военный, музыкант из богатой еврейской семьи, уже концертирующий. Он говорил, что в иврите, языке, на котором говорят евреи, есть слова, полный аналог которым в русском языке подобрать очень сложно. Одно из таких слов — леитбазбез, истратился. Истратился — значит, растратил самого себя на мелочи, и когда перед тобой появляется действительно что-то важное и ценное, тебя уже нет, ты пустая оболочка, красивый воздушный шарик, который выпустил весь воздух, и не осталось ничего, кроме сдувшейся резиновой шкурки.

Может быть, он и впрямь истратился?

Граф Ежи, как и многие другие офицеры гвардейских полков, в Санкт-Петербурге пользовался изрядной популярностью. Русский свет никогда не отличался особо пуританскими или стыдливыми манерами, и даже приход новой, староверской императорской династии ничего не изменил. А некоторые новые… средства предохранения от нежелательных последствий близкого общения с противоположным полом и вовсе сделали светскую жизнь веселой и интересной. Дамы высшего света вели нескромные дневники, хвастались перед подругами своими «достижениями», некоторые ставили себе цель переспать со всеми молодыми офицерами того или иного полка и нередко достигали этой цели. Граф Ежи, как и его сослуживцы, никогда не были против этого, наоборот, очень даже за, но сейчас он впервые пожалел об этом. Потому что сейчас — он это чувствовал — он истратился, внутри его не осталось ничего такого, что он мог бы положить на алтарь любви и сказать: это — для тебя. Всё то, что он сейчас отдавал Елене, точно так же он отдавал и десяткам других дам.

Но всё равно он ее любил. И просто так это оставлять не хотел.

Вариантов действий, в сущности, было немного. Первый — выбить из нее правду, кто продает ей наркотики, а потом навестить этого пана. Или паненку, неважно. Граф Ежи даже не подумал обратиться в полицию: как всякий шляхтич, он презирал полицейских и считал, что все проблемы он должен решать сам. Другой вопрос — как выбить, ведь добром она не скажет, а вожжами отхлестать — так она его сама об этом недавно просила.

Нет, добром она не скажет — из принципа. Не захочет, чтобы кто-то лез в ее личную жизнь.

Второй вариант — узнать как-то самому. Проследить, что ли? Граф Ежи не знал, как это делать, но иного выхода у него не было.

С этой мыслью граф Ежи совершил и вовсе несусветное, святотатственное — он открыл ящик письменного стола, который имел право открывать лишь отец. Рука нащупала шкатулку из черного дерева, которую он видел всего один раз, но знал, что там лежит.

В шкатулке лежал роскошный, времен еще второй отечественной войны офицерский короткоствольный «наган» — оружие, оставшееся еще от прадеда. Прадед графа Ежи, лейб-гвардии поручик Влодзимеж Комаровский, в составе гвардейской кавалерии брал Багдад. Оружие это ему вручили уже потом, несколько лет спустя, и вручал его прадеду лично фельдмаршал Корнилов. За заслуги, которые не могут быть поименованы в приказе, — прадед так и не открыл этой тайны никому. Тускло блестела серебряная планка с двуглавым русским орлом, напоминая о героизме былых времен и о старых бойцах, оставивших им величайшую империю в мире. На фоне этого все сомнения и метания вдруг показались молодому графу Ежи такими низкими и недостойными, что ему стало стыдно.

— Прости… — тихо сказал он, пряча «наган» за пояс, — прости, но мне он очень нужен.

Патроны — они лежали рядом, семь отполированных до блеска золотых цилиндриков — он брать не стал, эти патроны старше, чем он. Решил купить в оружейном магазине. Многие любят этот безнадежно устаревший револьвер, и патроны к нему изготавливаются и продаются. Захлопнув шкатулку, он бережно убрал ее обратно. У двери кабинета остановился, подумал, достал револьвер из-за пояса и переложил в карман брюк — туда он лег идеально.