Пришлют другого губернатора. Этого объявят погибшим в результате террористического покушения. Судя по тому, что здесь творится, они сумеют замести следы.
А потом всё продолжится. Я убью одного, но останутся десятки. Те, кто проник в государственный организм, те, кто шаг за шагом поднимался по ступеням власти, лелея в душе злобу и ненависть. Злобу и ненависть — именно так, потому что это их оружие и больше ни на какие чувства они не способны. Если не вырезать эту раковую опухоль, они уничтожат страну.
Как вы думаете, почему Александр Четвертый, сразу после окончания Восточной кампании, высочайшим указом снял ограничения на деятельность конституционных демократов, выступавших за конституционную монархию, и социалистов, избавившихся от приставки «-революционеры» и выступавших за республику? Нет, вовсе не потому, что надо было ослабить давление пара в котле и дать ему выйти через свисток, как полагают многие. А потому, что каждый подданный имеет право быть услышанным. Это не значит, что следует слушать анархистов и террористов, но те, кто не призывает к преступлениям, должны быть услышаны.
А эти не хотят слушать. Они хотят говорить. Провозглашать. И единолично — карать. То, чего они хотят, прекрасно продемонстрировал Анте Павелич — убить всех других. Не решать проблему, не интегрировать в общество, не вырабатывать единые ценности, а убить. Право на беззаконие — вот что хотят эти.
И если я не нырну в эту кровь, не доберусь до самых глубин, рано или поздно море крови зальет страну, и мы захлебнемся в ней. России больше не будет, потому что Великая Россия — это не Великая Хорватия и только из русских она состоять не может.
А потому…
А потому — не сходя с места, я выстрелил — и рядом с несчастной Руфью Либерман повалился на утоптанный земляной пол и Зеев Кринский…
И вот именно в этот миг я понял, что совершил ошибку. Что цена, которую я заплатил за внедрение, может оказаться столь высокой, что не окупит никакие выгоды от проникновения в столь опасный антигосударственный заговор.
Отснятая пленка, а я уверен, что ее отсняли, при обнародовании взорвет и расколет страну. Она послужит той соломинкой — да какой к чертям соломинкой, тут целое бревно, — которое сломает спину верблюду общественного согласия и спокойствия. Эта пленка рассчитана не на то, чтобы взорвать Восток, она нацелена на всю страну, на всё общество, на всех русских людей.