Исток

Мужчина с соболиной бородкой в ослепительно-белой рубашке озирался, будто ища знакомые лица. Ему явно было неуютно… Еще бы… Непад, чародей из Инессы, как тебе может быть уютно среди магов из Цитадели!

Щурился высокий эльф с золотистым ежиком на голове, в котором я с удивлением признала Алимарна Яриния. Его спутница что-то шептала ему на ухо. Яриний гнул красивый рот в омерзительной усмешке. Он заметил меня и вежливо кивнул. За эльфом выстроилась целая ватага его товарищей, все как на подбор в бирюзовых одеяниях. Женщины с распущенными волосами белого золота, мужчины, коротко остриженные, с очень неприятными холодными лицами.

Клан Яриния. Один из ортодоксальных эльфийских кланов, так и не принявший новые законы и отрицающий их.

Яриний наклонился к уху спутницы. Мелькнула бриллиантовая сережка. Эльфийка выслушала Алимарна и оценивающе оглядела зал. Она была красива. Миндалевидные зеленые глаза, точеный прямой нос, резкий изгиб полных губ, узкий треугольный подбородок и длинные заостренные уши — ни капли человеческой крови.

Валья закончил петь, публика аплодировала, большей частью искренне. Все прошли к столу.

Стол накрыли знатный. Он весь был уставлен блюдами и стеклянными кувшинами с вином, последнее было баснословно дорогим шиком. Стекло ценилось не меньше хрусталя, а стоило несколько дороже. Меня Фарт усадил рядом с собой — во главе стола, и мне кусок не лез в горло под пристальными взглядами магов.

Маги же между перебиранием голубиных, рябчиковых, оленьих косточек, разделыванием креветочных и омаровых панцирей, жеванием каких-то щупалец и плавников, зеленых листьев умудрялись переговариваться и вести светскую беседу, истекая на тарелки соусами и ядом. Я сравнительно долго жевала желтые шарики, с чем-то красным содержимым внутри, совершенно не чувствуя вкуса. Тем же занимался и Валья, он удивленно разглядывал фиолетовую каракатицу, которая выглядела вполне живой и достаточно опасной. Наконец решившись, менестрель вонзил в нее нож, распилил надвое и сунул в рот, страдальчески вылупив глаза. Некоторое время он так и сидел, вызывая смешки у соседей. Потом медленно заработал челюстями и с опаской сглотнул. Выяснив, что, несмотря на всю сомнительность, каракатица не отравила его мгновенно, он решил, что терять уже нечего, и доел остатки.

В тарелку плюхнулось нечто жидкое и серое, сверху спикировала веточка петрушки. Я пораженно потыкала нечто вилкой. Фарт галантно отобрал у меня миниатюрный трезубец и вручил изящную ложечку.

— Это телячьи мозги в сливочном соусе. Попробуй, — шепнул он. — Это вкусно…

Где мозги, а где соус, осталось загадкой. Я зачерпнула жижу ложечкой, брезгливо понюхала и отодвинула тарелку.

— А можно мне еще тех желтых шариков? — жалобно промямлила я.

— Понравились зародыши яиц?

— Зародыши…

— Да, это старинный рецепт моего рода. Курица…

— Можно мне выйти?

— Что?

— Я выйду, или меня стошнит прямо в мозги, не думаю, что они от этого сильно изменятся, — простонала я.

— Дарт! Иди сюда. Отведи сударыню в… куда она попросит, и сразу назад.

За дверью я прислонилась к стене и, судорожно всхлипывая, рассмеялась. Несмотря на все, желудок у меня был крепкий. Стражник бесстрастно наблюдал за моей истерикой.

— Пойдем на стену? — просительно протянула я.

Парень немного помедлил, махнул рукой и кивнул.

Штаны оказались дальше, чем ему помнилось. Гуина лежала, загадочно улыбаясь потолку.

Плечи и грудь тоже покрывали конопушки. Филипп торопливо натянул штаны.

— Может, ты откроешь? Это же твое жилье.

— Хорошо, — не споря согласилась колдунья, легко вскочила, прикрывшись покрывалом, и пошла к дверям. Покрывало шлейфом тянулось следом. Филипп затянул пояс ремня и влез в рубашку, путаясь в рукавах.

— Доброй ночи, Гуина. Спала?

— Что ты. Только готовлюсь. — Чародейка звонко рассмеялась. — Проходи, Майорин, будь как дома.

— Вижу, не я один тут… как дома…

Филипп покраснел, но продолжил деловито затягивать шнуровку рукавов рубашки.

— Что ты хотел?

— Забрать у тебя этого молодца. Мы уезжаем.

— Ночью?

— Ночью, милая моя. Так уж получилось.

— Я… Я хочу поехать с вами. — Чародейка блеснула глазами, умоляюще стиснув руки на груди. Простыня начала сползать.

Майорин изучил простыню и то, что она теперь не скрывала.

— Не сегодня. Извини.

— Но, Майорин! Неужели и ты будешь нести бред, что женщине не место на поле боя?

— Не буду. Нас и без тебя слишком много. Больше нельзя.

— Трое? — Зрачки чародейки расширились от смеси удивления и возмущения. — Вас только трое!

— Нас трое. А лучше был бы один я. Если хочешь помочь… действительно хочешь, поезжай на границу долины, мост у Бочажного погоста знаешь?

— Да.

— Вот там ждет весточки один старичок, колдун. Держи. — Майорин протянул ей заранее заготовленное письмо в плотно закупоренном от влаги медном футляре. — И не открывай. Он заметит. Ты оделся?

Филипп подвязал голенища сапог.

— Да.

— Идем. Нас ждут.

Мужчины вышли, спустились по лестнице на первый этаж, вышли на улицу, где стояли привязанные кони.

Они уже выезжали за ворота, когда молодой чародей решился спросить:

— Что в том письме?

— Ничего.

— В смысле ничего важного?