Исток

Серебристый клинок со свистом рассекает воздух, заканчивая аккорд победным звоном осыпающегося стекла разбившейся жизни. Маленькая девочка выползает из-за сундука, так и забыв встать на ноги, прямо на четвереньках торопится к лежащей на полу женщине. Молодой эльфийке. Та смотрит вверх, не моргая и не дыша. Некоторые эльфийские кланы жестоко карают своих собратьев, осмелившихся сблизиться с человеком. Не все, а точнее, только два. Девочка теребит мертвую мать, но, не дождавшись ответа, начинает тихонечко скулить. Отец лежит рядом, он тоже не дышит.

— Что там еще? — удивляется убийца.

— Ребенок.

— Человечий выродок? Прикончи его. — Но тот сомневается, смотрит в огромные серые глазищи перепуганной девочки. И медлит.

Стрела тоже свистит, рассекая пространство.

Но тише. И врезается в основание позвоночника. Убийца не дошел до ребенка, только кровь веером брызнула на льняную ткань платьица.

Главный был немного проворней, и вторая стрела завибрировала, глубоко уйдя в дерево.

Но третья попала.

Эльф выбежал к дому и как вкопанный встал, не доходя до крыльца, трупы было видно и с улицы. Девочка даже головы не подняла.

— Не успел. — Эльфийские кланы отказались от убийства оступившихся и их семей, попросту исключая неслухов из рода, потому что любовь смела и безрассудна и ей все равно, человек то или эльф. И не все близкие отрекаются от оступившихся. Даже те, кого когда-то отвергли, предпочтя человека. Эльф все же подошел к женщине, наклонился и закрыл мертвые глаза, потом мужчине. И только тогда заметил маленькую полукровку.

— Это твоя мама?

— Да. Ты меня убьешь? — очень по-взрослому спросила девчонка.

— Нет, я тебя заберу с собой.

— Зачем?

— Не оставлять же тебя здесь одну. — Мужчина поднялся с колен, протянул руку малявке, та недоверчиво на него покосилась и встала сама.

— А это ты убил тех дядек?

— Я.

— Научишь меня так стрелять?

— Научу, — усмехнулся эльф.

И научил, воспитав Раджаэль как собственную дочь.

— Что же ты злая-то такая?

— А ты не приставай ко мне, и я буду добрая. — Филипп и сам не знал, зачем прицепился к полукровке, поэтому смолчал.

Внезапно Жарка поставила котелок на землю. И присела, показывая парню рукой, мол, тоже присядь.

— Что?

— Тсс.

— Да что случилось? — одними губами спросил он, но тут услышал сам. Рядом кто-то шел.

Голоса были отчетливые, хоть и говорили шепотом.

— И на что им энта кошка? Вот приспичило, вынь да положь кошку. Да еще и крысодавку.

— Для внучка егойного, что ли?

— Да не, ему, мол, крысы по углам мерещатся, а мы кошку в деревне ищи, потом кради… Все руки исцарапает и ползамка обгадит! И как мы догадаемся, что это крысодавка?

— Тебе-то что?

— Да… — Мужчины отошли дальше, и голоса стихли.

Жарка встала и отряхнулась.

— Не нравятся мне они. Проследить бы за ними.

— Нормальные мужики: служаки или дворовые.

— И все же я прослежу. Если к утру не вернусь, идите дальше. Я вас догоню.

— Я пойду с тобой.

— Нет.

— Жарка, ты…

— Я каратель, а не экзальтированная девица. У тебя есть деньги с собой?

— Да, пара медяков. И корона, кажется.

— Найми меня.

— Что?

— Найми меня. Закажи мне убийство, кого-нибудь из наших.

— Зачем?

— Спросишь у Велора, он объяснит.