Исток

В Вирице пахнет печным дымом, город чадит из всех труб, пытаясь согреться. Тысячи и тысячи печей жадно поедают дрова, меняя на тепло и густой смолистый дым. Вечером не протолкнуться в корчмах, в каждой сидит по менестрелю, и все как один провели лето в боях и подвигах, даже если и далеко, даже если и в шуточных… Все равно люди слушают, потому что они: башмачники, трубочисты, кузнецы, портные, горшечники, кухарки, стражники, мастера печных дел и мастера деликатных дел, цирюльники и целители — все они скучают по неведомому, отличному от их обычной жизни. А в зимний вечер, когда есть свободный часок, хорошо и приобщиться к обширности и разнообразности мира.

А менестрель перебирает струны и мурлычет про странный праздник ведьм и колдунов, про пляски и пиршества во время Йоля.

В Инессе это время строить большую ледовую горку, когда собираются все от мала до велика и упрямо таскают снег для столь необычного сооружения.

Зима…

Пробуют лед длинными посохами купцы. Стучат, недоверчиво изучают. Можно ли уже поставить на эту дорожку груженые сани. Срок ли? Не потонет ли мой товар в глубокой полынье, не отправится ли на корм рыбам, водянкам, водяным и болотникам с тинниками.

Даже нечисть, нежить и прочая тварь готовилась к долгому холоду, коротким дням и длинным, студеным ночам.

Водяные, тинники, болотники, кикиморы, вьерды — все тихо укладывались по своим норам под толстой коркой льда, выпустив на волю стайки хитрых кэльпи. Заканчивал устраиваться в просторном дупле леший, или лесовик, грибной дед. Он приготовил запас продуктов, созвал в соседки рыжих белок. Оборотень забился в свое логово в лесу, притворившись волком, а может, наоборот, удачно устроился в городе, где сейчас здоровается с соседкой, нахваливая ее квашеную капусту, а та даже не подозревает, что у приветливого парня или девушки иногда вырастает хвост.

Мир живет, полный привычных рутинных забот и дел. Мир живет, краем уха прослышав про возню в Долине Источников, но менестрели так часто врут…

А мир живет…

Но засыпать было все труднее, все труднее было закрыть глаза, ожидая, что передо мной появятся детские круглые глаза, не понимающие — за что? Каждый раз, каждый раз во сне, в полубреду они спрашивали меня об одном:

Почему ты ничего не делаешь?

Почему не освободишь нас?

Почему не остановишь Фарта?

Неужели не можешь?

Во снах я бродила по подземельям замка от решетки к решетке, рвала руками каленые прутья. Выпускала силу, пытаясь смыть заклятия. Кричала, искала стражников, хотела отомкнуть засовы…

И ничего.

И только ближе к утру, под тремя меховыми одеялами, свернувшись клубочком, я видела Вирицу и Инессу. Но стоило мне с кем-то заговорить, стоило присесть за стол в корчме, как снова передо мной стояли полные ужаса глаза и бледные губы заученно повторяли:

— Почему ты ничего не делаешь? Ты же знаешь!!!

Ты же знаешь!!! Знаешь!!!

А страх, тот же ужас сковывал меня, связывал по рукам и ногам.

Сил храбриться больше не было. Пропала и Фартова усмешка, и снисходительное понимание. Агний и Кавель Фарты страшно нервничали, наполнив замок мышиной возней и суетой. Куда-то таскали вещи. За мной следили уже не двое, а четверо наблюдателей.

На каждом повороте стояло по караулу, закрыли выход на стену.

От меня отозвали Щегла, и когда я видела молодого мага, он был измучен, будто колдовал с утра до вечера.

А химеры кричали все громче, настолько, что приходили в каждый сон каждую ночь.

И спать тоже стало страшно…

Фотий придержал приятеля. Поделился силой.

— Накопитель? — прошептал колдун.

— И накопитель тоже, — покивал головой Отшельник. — Где здесь источник?

— Нет источника. Больше нет.

— Но ведь…

— Отвели, — проскрипел тот плохо слушающимся ртом.

— Близнецы должны приехать на рассвете, сколько до рассвета, Зятлик?

— Часа три.

— Не продержимся, — грустно заключил Фотий. — Значит, пора.

— Но тут неподалеку есть дом. Дойдем.

— Зятлик, ты чего, ослеп? Там… — Он внимательно подсмотрел на друга и грустно покачал головой.

Бывало и такое, истощенный резерв проявляется самым странным образом. В этот раз он лишил Зятлика зрения.

— Сядь. — Фотий усадил колдуна на землю. — Сядь.

Три тени, которые Отшельник видел как днем, приблизились. Ночь была светлая. Луна отражалась в лысине Фотия, несмотря на испарину, которой она покрылась от холода.

Сфера вновь начала расти из старческих ладоней, покрытых глубокими бороздами прожитых лет. Фотий шире расставил ноги в кожаных сапогах, раздалась полами расстегнутая стеганка, подшитая в плечах и локтях кожаными вставками. Они тоже блестели в темноте. Пояс болтался в петлице, но колдун, казалось, про него забыл.

Сфера отдавала краснотой только потухшего пламени. В полупрозрачных стенках мерцали всполохи огня.

Маги шли к ним. Незнакомые, чужие маги. Два мужчины и женщина со светлыми распущенными волосами.

Ее непременно бы узнала Айрин и надолго бы задумалась, где же она ее встречала.