Исток

Дворцовая ограда могла соперничать с крепостной стеной. А закрытые ворота, выведенные из скрывавших их днем пазов, явно превосходили въездные. Но мы и не к ним направлялись. Ловша свернул к левому крылу и, подойдя к неприметной дверце, которая в тяжелые времена наверняка легко заваливалась булыжником покрупнее, дернул за шнур колокольчика. При ближайшем рассмотрении тот оказался толстенькой цепью причудливого плетения. Ждать долго не пришлось. Нам открыла суховатая немолодая женщина, в застегнутом наглухо платье и накидке с капюшоном — жена архимага. Моя знакомая, работавшая кухаркой на дворцовой кухне, иначе как старой грымзой или зловредной мегерой ее не называла. Так что я представляла Регину Мадера несколько иначе. Ее седеющие волосы не стояли дыбом, периодически шипя, а были уложены в сложную и аккуратную прическу, на пальцах (вовсе и не скрюченных «аки куриные лапы», а вполне себе изящных) таинственно сверкали драгоценные камни. Сверкали глубоко и будто бы сами по себе, не стесняясь отсутствия света. Амулеты. Зачаровать можно любой камень или металл, в принципе можно зачаровать и кожу или ткань. Просто каждый из этих материалов имеет свои свойства. Драгоценные камни в этом плане были более универсальны, но и по карману были немногим. Майорин носил только пару кожаных браслетов на левой руке, кольца он терпеть не мог. Однажды я сунулась и их рассмотрела. В толстой коже явно был наполнитель, похожий на крупную каменную крошку. К несчастью, когда я уже занесла нож, чтобы подпороть это безобразие в уголочке, дабы узнать о содержимом, Майорин выхватил амулет из моих рук. Больше он их никогда не снимал, в отместку за проступок выдав мне толстенный фолиант, посвященный амулетам и накопителям. К своему стыду, я добралась только до конца введения, которое растянулось страниц эдак на двадцать. Проблема была в том, что, прочитав страницу этого бесценного труда, я сладко засыпала, нежно прижимая его к груди.

— Ловша? — удивленно узнала корчмаря дама. — Ты сегодня поздно, да и не ждали мы тебя.

— Регина, мне нужно поговорить с магистром Мадерой.

Жена Мадеры холодно оглядела нашу подмокшую компанию, скривила рот в недовольной гримасе и отодвинулась, пропуская нас внутрь. Леший его знает, может, и мегера или грымза, вон как глаза сверкают, глядишь, кинется, взглядом испепелит. И испепелила бы, вот только промокшая одежка плохо поддавалась возгоранию. Мы гуськом пересекли двор и ввалились в просторный холл, где самовольно, под неодобрительные вздохи хозяйки, шумно разделись и, оставив на идеально чистом мраморном полу отпечатки грязных сапог, прошли за Ловшей, уверенно ведущим нас по длинному залу. Я чувствовала себя нищенкой, по ошибке забредшей вместо паперти во дворец и уже не ждущей подаяния, дай боги живой выбраться. Зато Солен явно был в своей тарелке и по розовому мраморному полу ступал как у себя дома, с достоинством оставляя коричнево-серые следы.

— Ты был здесь? — дернула я его за рукав, стараясь разбить гнетущую тишину этих чертогов.

— Да, был пару раз, еще когда отец был жив. Они дружили.

— И как он тебе?

— Мужик как мужик. Важный такой.

— С подобной-то женушкой, — скривилась я.

— Айрин! — неодобрительно шикнул на меня Ловша.

— Она сзади идет, — шепнул Солен, сам он тоже улыбался и, наклонившись к моему уху, добавил: — Я про таких стервозин только в книжках читал, думал, земля их не носит.

— Может, она летает.

— Однажды мы с Илаей во время одного приема уронили нечто ценное в вазу с вареньем.

— А что конкретно?

— Какую-то дребедень. — Ловша остановился, ожидая, пока мы его догоним. Шептаться и идти быстро одновременно у нас не получалось. — Так вот. Выяснилось, что эти облезлые перья — любимый веер ее бабушки, какой-то там княжны.

— В варенье?

— Целую вазу испортили этой ветошью, но это папа с Мадерой так думали, а она чуть при смерти там и не полегла. Папа, правда, клялся, что нас выпорет, когда домой вернемся.

— А что с веером?

— Висит где-то здесь, только повыше, чтобы дети не добирались, еще более облезлый.

— А выпорол?

— Да нет, только с собой к архимагу больше не брал.

Мы, по-дурацки хихикая, дошли до корчмаря, за нами тенью тащилась жена архимага. Она нагнала нас и распахнула дверь. Тонкие губы неодобрительно поджаты, перстни зловеще сверкают. Орник Мадера в домашнем халате восседал в кресле с бокалом в руке, задумчиво хмуря кустистые брови. Мы вошли, дверь захлопнулась, прижав створками подол накидки нашей провожатой, но она этого не заметила. Я решила как можно деликатней ей об этом сообщить.

— Сударыня Мегера, у вас шлейф прижало. — В комнате наступила грозовая тишина. Жена Мадеры угрожающе побледнела. Я поспешила исправиться: — Ой! Простите! Сударыня Регина, простите, пожалуйста!!! — тараторила я. — Я просто беспокоилась, как бы у вас чего не оторвало.