Истоки. Книга вторая

– Данилку Чоборцова жалко, свой брат… – сказал Дуплетов, поворачиваясь задорным профилем. – По законам военного времени судить придется.

За Дуплетовым ехала большая свита: военный прокурор, следователи и автоматчики из внутренних войск.

Машины крадучись виляли по проселкам, по боковым ответвлениям магистрали: большую дорогу давили грузовики, тягачи. Бомбы обезобразили ее воронками, опрокинутыми машинами. Ехало на восток имущество учреждений – шкафы, сейфы. Тяжело оседая на рессоры, катились грузовики с заводским оборудованием.

Неприятно озадачили Валдаева потоки запыленных, усталых, угрюмых людей. Вдоль дорог и на дорогах – женщины, дети, старики, мешавшие продвижению войск на запад. Дети махали красноармейцам руками, взрослые провожали долгим взглядом с надеждой, болью и тревогой.

Они вызывали в нем чувство жалости и неловкости. Ни одно из этих чувств не нужно было ему сейчас. С особенным вниманием вглядывался он в лица раненых, едущих на восток, и в лица шагающих на запад бойцов. Шагающие и едущие на запад, хмурые и усталые красноармейцы, одни с напряженным любопытством, другие с горькой завистью, смотрели на раненых, охотно при случае сбивались вокруг них, угощая махоркой.

«Что там? Как это бывает, а?» – именно это выражали голоса, взгляды, независимо от того, что говорил язык.

– Что он, кусается?

– Нет, целуется.

– Этою-то зачем везете? Протух он…

– Сам ты за версту воняешь, братец…

Мимо проходил батальон. Его командир – капитан подал команду, подлаживая свой шаг к правофланговому седому солдату. А тот, проглотив горькую слюну, запел:

Захотелось старухе, да батюшки, Молодой девчонкой быть, да матушки…

Второй соленый куплет он пропел таким целомудренным дискантом, застенчиво жмурясь, что бойцы сначала захохотали, а потом уже подхватили песню. Улыбались раненые, веселели лица беженцев, удивленно глядевших на незнакомый для них, странно и бесшабашно развеселый народ.

Дуплетов поманил пальцем капитана. Солдаты остановились, повернув загорелые, с блестящими глазами лица к машине.

Едва сдерживая улыбку, хмуря седые с чернетью брови, Тит спросил капитана:

– Неужели не нашлось современных песен?

Валдаев встретился с лукавыми глазами капитана.

– Товарищ генерал армии, новые все переиграли – и про Катюшу, и про Манюшу. Идем неделю. А тут старичок один выручает, спасибо ему. Прямо-таки клад попался. Еще в ту германскую наладил голос.

Седой запевала, зная, что речь идет о нем, смотрел прямо перед собой на вершину сосны с таким видом, будто он был один на один с той птичкой на сосне.

– Между прочим, товарищ генерал, старичок этот обещает вспомнить многие песни минувших войн. Говорит: «Война длинная будя, надо запасаться песнями годика на два-три».

– Загнул! Подскажите ему, чтобы не забывал о своих годах и в меру присаливал бы.

Едва машина тронулась, запевала, набравший полную грудь воздуха, запел сурово:

Слухай, рабочий, война началася…

На скуле Дуплетова слинял румянец.

У перекрестка шоссе и железной дороги Дуплетов снова задержался. С платформы били зенитные пушки. За соснами металось пламя – горел бензин в цистерне, брызгаясь огнем. Жаром обдавало лица. Люди выпрыгивали из вагонов. Дуплетов отыскал машиниста недалеко от исковерканных, обгорелых вагонов, сбил в кучу разбежавшихся людей.

«Так не доедем до армии», – думал Валдаев, демонстративно не вмешиваясь ни во что, покуривая, не снимая перчатку, улыбкой заслоняясь от шуток и навязчивой простоты Тита.

– Солдата мать родит, отец растит, а война учит… – говорил тот, время от времени оглядываясь.

«Старик задавлен масштабами вверенной ему власти», – подумал Валдаев.

Годами лишенный инициативы, Дуплетов, кажется, все еще не замечал того, что видел Валдаев, то есть что он жалок, несмотря на высокое положение и неограниченные полномочия. Временами казалось, что Тит и сам близок к пониманию своего положения, потому, видно, его веселость вдруг угасала, и тогда горестнее проступало вокруг рта белое кольцо.

Они ехали на фронт, а он, отдаленно и глухо грохоча пушками, ухая взрывами бомб и снарядов, двигался к ним со всей яростью борьбы, угрозой смерти, страданиями людей.

Теперь уже где-то недалеко работала огнем, взрывами, танками, пулеметами, штыками и ножами военная машина. В багровой, удушливой пыли батальоны и полки, с орудиями и машинами, часто прямо с ходу, не успев развернуться, вползали в это ревущее сражение.

Огонь войны полыхал со все возрастающей силой. Контратаки русских войск усиливались, но немцы ломились с прежним упорством. Они нащупывали стыки в соединениях, таранили и рвали оборону танками. Автоматчики бежали за ними, ошалелые, слепые от пыли. Как магнит, притягивала их к себе далекая Москва. Там и закончится восточный поход…

XX