Истоки контркультуры

За последние годы демонстрации новых левых становятся все традиционнее и воинственнее, но идея «большей нежности» понемногу распространяется в молодежной среде. Нью-йоркские хиппи вторглись на фондовую биржу, чтобы порвать и разбросать долларовые банкноты, как конфетти; сан-францисские хиппи устроили «стрип-ин»[158] в парке Золотые ворота – и в обоих случаях было очевидно, что происходящее им в удовольствие. Неужели это такие уж неподходящие способы вступать в спор с экономическими и сексуальными комплексами нашего общества? Неужели раздавать листовки – более эффективная форма борьбы? Такой стиль протеста легко принимает форму театра: Нью-Йоркский театр Хлеба и Марионетки или Мимическая труппа Р.Дж. Дэвиса в Сан-Франциско объездили страну, давая представления прямо на улицах и в общественных парках и критикуя войну во Вьетнаме и расовую несправедливость. В Англии протесты проходили тоже в форме уличного театра. В 1968 году группа анархистов, взявших себе название «Театр политической карикатуры и образцовых лозунгов», устроила в качестве одной из своих многочисленных демонстраций «взятие» монумента на Флит-стрит группой актеров, одетых как солдаты американской армии. Актеры заявили на монумент права от имени американского правительства и расселись вокруг, комически вербуя всех, кто оказался рядом и поддерживал войну во Вьетнаме, в американскую армию. Закончился спектакль доставкой огромной повестки о призыве на имя премьер-министра Уилсона на Даунинг-стрит, 10.

Революционные фестивали, революционные карнавалы, революционные игровые площадки, актеры вместо ораторов, цветы вместо памфлетов, радость вместо брани – это не замена нелегкой работе по организации коммун (которые стали лучшей и самой характерной формой политики новых левых), но, полагаю, серьезный переворот в искусстве демонстраций. Радикалы старой закалки хмурятся при виде таких штучек: конечно, политика – не повод для радости, это крестовый поход, а не карнавал, испытание, а не удовольствие. Не сомневаюсь, что многие революционные фестивали перейдут в бездумные шалости, как воинственность «серьезных» демонстраций уже вылилась в кулачные потасовки… и тогда никто никого ни в чем не убедит. Но прежде чем мы постановим, что стратегия «отсутствия политики» неэффективна со своими окольными путями, со склонением на свою сторону мягкостью, с подсознательным убеждением, давайте честно признаемся в одном. Если насилие и социальную несправедливость можно было бы устранить с помощью сложных интеллектуальных исследований и идеологического анализа, бесстрастных разглагольствований и хладнокровных уличных митингов, с помощью крупных союзов, лобби, хитроумных коалиций, «плоских эфемерных памфлетов и скучных собраний», баррикад, бомб и пуль, тогда мы давно жили бы в новом Иерусалиме. Вместо этого мы живем в термоядерной технократии. Учитывая беспросветно мрачную (пусть и героическую) историю традиционного радикализма в Америке, непонятно, почему диссидентская молодежь должна поверить, что предыдущим поколениям есть чему научить в практической политике?

Глава V Мнимая бесконечность: опыт употребления и злоупотребления психоделиков

Тусклый свет – пурпурная вспышка

Сверканье хрусталя – бледно-голубой —
Зеленые молнии. —
В этом вечном исступленном страдании —
Пожары гнева —
Внутреннее запустение —
Ужас великой тьмы
Великие дела – в океане
Мнимой бесконечности…

С. Кольридж. Из «Записных книжек за 1796»

В богемном течении культуры нашей недовольной молодежи все дороги ведут в психоделию[159]. Увлечение галлюциногенами стало общим знаменателем разнообразных форм контркультуры в послевоенный период. Правильно истолкованный (что встречается редко) опыт применения психоделиков играет значительную роль в радикальном отходе молодежи от устоев родительского общества. При этом именно лихорадочный поиск фармакологической панацеи отвлекает молодежь от основных ценностей восстания и грозит уничтожить их многообещающую эмоциональность.

Если мы согласимся с тем, что контркультура в основном является исследованием политики сознания, тогда употребление психоделиков – это один, но только один из возможных способов поставить такое исследование. Психоделики становятся ограниченным химическим средством для большой психической задачи – переработки личности, на которую в конечном счете опираются социальная идеология и культура в целом.