Истоки Нила

Последовало несколько тщетных сухих щелчков, а затем из горла Боба вырвалось имя: «Шэдберн?»

— Шэдвелл, — мягко поправили его. — Т.Петтис Шэдвелл… Боюсь, вы плохо себя чувствуете, м-р Розен…

Боб вцепился в дверной косяк, тихо застонал. Руки Шэдвелла расцепились и показался — не маленький человечек, которого он потихоньку обкусывал, а — бумажный пакет, который вскоре открыли.

— …поэтому я взял на себя смелость и принес вам немного горячего куриного бульона.

Он оказался блаженно теплым, в нем присутствовали и вкус, и консистенция. Боб вылакал его, прохрипел слова благодарности. «Не стоит, не стоит, — махнул рукой Шэдвелл. — Всегда рад оказать небольшую услугу». Воцарилось молчание, его нарушали лишь слабые глотательные звуки. «Старик Мартенс, как жаль. Конечно, он был стар. И все же, какое потрясение для вас. Удар, как мне сказали. Я, э-э-э, надеюсь, у вас не было неприятностей с полицией?»

Казалось, от горячего бульона у Боба внутри возник мягкий прилив сил. «Нет, они очень мило себя вели, — сказал он. — Сержант называл меня «сынок». Они меня и привезли сюда».

— А-а. — Шэдвелл погрузился в задумчивость. — У него не было родственников. Я это точно знаю.

— М-м-м.

— Но… допустим, он оставил пару долларов. Маловероятно, но… И допустим, он завещал пару долларов кому-нибудь или, может, какой-нибудь благотворительной организации. Неважно. Нас это не касается. Он никак не стал бы вносить в завещание свои бумаги… наброски старых материалов, написанных им, и все такое. Это вообще для людей интереса не представляет. Возьмут и выбросят или сожгут. Но для меня они представляют интерес. Я хочу сказать, знаете ли, я ведь всю жизнь занимаюсь рекламой. Когда был мальчишкой, разносил рекламные листки. Это факт.

Боб попытался представить себе Т.Петтиса Шэдвелла мальчишкой, не смог и стал пить бульон. «Хороший бульон, — сказал он. — Спасибо. Очень любезно с вашей стороны».

Шэдвелл упорно твердил, что оно того не стоит. Он хихикнул. «Старина Пит таскал в своем старом портфеле обалденнейшие материалы, — сказал он. По сути дела, часть их имела отношение к одной затее, которую мы когда-то пытались вместе осуществить. Однако из этого ничего не вышло, и старикан по этой причине стал склонен к некоторой запальчивости, но все же… я полагаю, она показалась бы вам интересной. Можно я вам покажу?»

Боб чувствовал себя по-прежнему гадко, но желание умереть прошло. «Конечно», — сказал он. Шэдвелл окинул взглядом комнату, затем выжидательно посмотрел на Боба. Спустя минуту он сказал: «Где он?» — «Что где?» — «Портфель. Старика Мартенса».

Они уставились друг на друга. Зазвонил телефон. Боб застонал, поморщился от боли, снял трубку. Звонила Норин, девушка с притязаниями в области драматургии и литературы, с которой он тайком предавался разврату на основе принципа то да, то нет, причем периоды «нет» возвещало присутствие в квартире Норин матери Норин (вязание, нравственные устои средних слоев населения и все прочее), когда приходил весьма сладострастно настроенный Боб.

— У меня жуткое похмелье, — сказал он в ответ на ее первый (сдержанный и общепринятый) вопрос, — и в квартире развал.

— Видишь, что происходит, стоит мне на минутку от тебя отвернуться? радостно закудахтала Норин. — К счастью, на сегодня у меня нет ни работы, ни общественных обязанностей, так что я сейчас приеду.

Боб сказал: «С ума сойти!», повесил трубку и повернулся лицом к Шэдвеллу, который грыз кончики своих цепких пальцев. «Спасибо за бульон», — сказал он, и в его голосе прозвучала некоторая завершенность.

«А как же портфель?» — «У меня его нет». — «Он стоял около стула старика, когда я видел вас обоих в баре». — «Тогда он, наверное, в баре и остался. Или он в больнице. А может быть, у полицейских. Но…» — «Его там нет. И у них тоже нет». — «Но и у меня его нет. Правда, м-р Шэдвелл, я вам очень благодарен за бульон, но я не знаю, куда, к черту…»

Шэдвелл потер свои крохотные заостренные усики, похожие на значок Л, обращенные острием к его крохотному остренькому носику. Он встал. «Как жаль, право. Эти бумаги связаны с делом, в котором мы участвовали вместе со стариной Питером… в действительности, я имею на них такое же право, как… Хотя послушайте. Может быть, он вам о нем рассказывал. Он говорил об этом всякий раз, как напивался, а когда не напивался, тоже, как правило, говорил. О том, что ему нравилось называть «Истоками Нила»? М-м-м?» Эта фраза добралась до колокольни, и тогда колокола явно зазвенели, во всяком случае, Шэдвелл это заметил. Он совершил как бы прыжок вперед, и его пальцы легли на плечи Боба.

— Вы же поняли, о чем я говорю. Послушайте! Вы — Писатель. Идеи старика не по вашей части. Я — Рекламный агент. Они по моей части. За содержимое его портфеля — как я уже объяснил, оно по праву принадлежит мне — я заплачу. Тысячу Долларов. Собственно говоря, за возможность просто просмотреть бумаги — я заплачу сотню долларов.