Читаем Истоки тоталитаризма полностью

Фасадные организации окружают членов движения защитной стеной, которая отделяет их от внешнего, нормального мира, и в то же время они же образуют мост, который делает возможной обратную связь с нормальным миром, без которой члены движения в период до захвата власти слишком остро ощущали бы разницу между своими убеждениями и убеждениями нормальных людей, между лживой фиктивностью своего и реальностью нормального мира. Гениальность этого изобретения во время борьбы за власть проявляется в том, что фасадные организации не просто отгораживают членов движения, но придают им видимость нормальности, что предохраняет от воздействия реальной действительности более эффективно, чем простая идеологическая агитация. Между установкой настоящего нациста или большевика и установкой их попутчиков существует различие, которое подкрепляло первых в их вере в вымышленное объяснение мира, так как попутчики, в конце концов, имели те же убеждения, хотя и в более «нормальной», т. е. менее категоричной, менее определенной, форме. Благодаря такой системе партийным членам кажется, что каждый, кого движение не выявило в качестве врага (например, еврея, капиталиста и др.), находится на их стороне, что мир полон тайных союзников, которые просто не могут, пока еще не могут, собрать все необходимые силы ума и характера, чтобы сделать логические заключения из собственных убеждений.[802]

К тому же, мир в целом обычно получает свои первые представления о тоталитарных движениях по их фасадным организациям. Сочувствующих, которые являются, судя по всему, достаточно безвредными согражданами в нетоталитарном обществе, вряд ли можно назвать недалекими фанатиками; хотя через них движения делают свою фантастическую ложь более приемлемой для всех, могут распространять свою пропаганду в более мягких, более респектабельных формах, пока вся атмосфера не отравится тоталитарными элементами, которые в качестве таковых трудно распознать, так как они появляются в виде нормальных политических реакций или мнений. Организации сочувствующих покрывают тоталитарные движения завесой нормальности и респектабельности, что заставляет партийных членов обманываться насчет истинного характера внешнего мира ровно настолько, насколько внешний мир заблуждается насчет истинного характера движения. Фасадные организации исполняют двойную функцию: в качестве фасада тоталитарных движений для нетоталитарного мира и в качестве фасада этого мира для внутренней структуры движения.

Но более всего впечатляет, что эти же самые взаимодействия повторяются на различных уровнях внутри самого движения. Таким же образом, каким партийные члены, с одной стороны, связаны с сочувствующими, а с другой, отделены от них, так же и элитные структуры движения, с одной стороны, связаны с обычными членами, а с другой, отделены от них. Как и сочувствующие еще кажутся нормальными обитателями внешнего мира, которые приняли тоталитарное кредо, как они могли бы принять любую программу обычной партии, так и простые члены нацистского или большевистского движения еще принадлежат по многим параметрам окружающему миру. Их профессиональные и социальные связи еще не абсолютно детерминированы партийным членством, хотя они и могут осознавать — в отличие от простых сочувствующих, — что в случае конфликта между их партийным долгом и их частной жизнью решающим будет партийный долг. Член боевой группы, однако, полностью идентифицирует себя с движением; он не имеет профессии и частной жизни вне движения. Так же как сочувствующие создают защитную стену вокруг членов движения и представляют для них внешний мир, так и простые члены окружают боевые группы и уже для них представляют норму внешнего мира.

Характерным достоинством этой структуры является то, что она притупляет воздействие одного из основных тоталитарных принципов, гласящих, что мир разделяется на два гигантских враждебных лагеря, в один из которых входит движение, и что движение может и должно завоевать весь мир — претензии, которая расчищает дорогу для беспредельной агрессивности тоталитарных режимов после прихода к власти. Благодаря тщательно разработанной иерархии боевой активности, в которой каждая ступень более приближена к нетоталитарному миру из-за меньшей воинственности и меньшей тотальной организованности ее членов, воздействие этого чудовищного и ужасающего тоталитарного разделения мира ослабляется и оно никогда не воплощается полностью. Этот тип организации удерживает своих членов от прямых столкновений с внешним миром, чья враждебность остается для них лишь идеологической предпосылкой. Они также настолько хорошо защищены от реальности нетоталитарного мира, что постоянно недооценивают весь ужасный риск тоталитарной политики.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Основание Рима
Основание Рима

Настоящая книга является существенной переработкой первого издания. Она продолжает книгу авторов «Царь Славян», в которой была вычислена датировка Рождества Христова 1152 годом н. э. и реконструированы события XII века. В данной книге реконструируются последующие события конца XII–XIII века. Книга очень важна для понимания истории в целом. Обнаруженная ранее авторами тесная связь между историей христианства и историей Руси еще более углубляется. Оказывается, русская история тесно переплеталась с историей Крестовых Походов и «античной» Троянской войны. Становятся понятными утверждения русских историков XVII века (например, князя М.М. Щербатова), что русские участвовали в «античных» событиях эпохи Троянской войны.Рассказывается, в частности, о знаменитых героях древней истории, живших, как оказывается, в XII–XIII веках н. э. Великий князь Святослав. Великая княгиня Ольга. «Античный» Ахиллес — герой Троянской войны. Апостол Павел, имеющий, как оказалось, прямое отношение к Крестовым Походам XII–XIII веков. Герои германо-скандинавского эпоса — Зигфрид и валькирия Брюнхильда. Бог Один, Нибелунги. «Античный» Эней, основывающий Римское царство, и его потомки — Ромул и Рем. Варяг Рюрик, он же Эней, призванный княжить на Русь, и основавший Российское царство. Авторы объясняют знаменитую легенду о призвании Варягов.Книга рассчитана на широкие круги читателей, интересующихся новой хронологией и восстановлением правильной истории.

Анатолий Тимофеевич Фоменко , Глеб Владимирович Носовский

Публицистика / Альтернативные науки и научные теории / История / Образование и наука / Документальное
10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное