Историческая культура императорской России. Формирование представлений о прошлом

Энтузиазм был всеобщим. На какие слова публика реагировала столь бурно? Еще в 1833 году в прошении к государю симбирские дворяне определяли свой собственный импульс:

Желая ознаменовать и увековечить высокое уважение наше к памяти уроженца Симбирской губернии великого бытописателя Николая Михайловича Карамзина, творениями своими имевшего столь решительное, прочное и благодетельное влияние на просвещение любезного Отечества нашего, вознамерились мы воздвигнуть ему в городе Симбирске памятник [1456].

Ключевые слова этого текста: «увековечить… уважение к памяти» и «просвещение любезного Отечества». Первое связано с идеей запечатленного прошлого (кенотаф), второе отражает причастность героя к идеалу, указывает на то, что он сделал «для вечности». Высшей ценностью объявляется, таким образом, просвещение.

Как формулируется суть происходящего в речи Погодина, прозвучавшей 12 лет спустя? Определяя роль Карамзина в общественной жизни, М. Погодин (историк!) упорно на первое место ставит его писательство: «Заслуги Карамзина относятся к Языку, Словесности и Истории» [1457]. Ряд имен, в которые вписывается герой, знаменателен. Дважды он упоминается рядом с Ломоносовым – и как самим провидением связанный с ним, и как достойный продолжатель его дела. В преодолении же трудностей при изучении истории он сравнивается с Петром и Суворовым, причем особо отмечается мужество Карамзина на этом поприще – идея преобладающей легитимности «главных» памятников воинам и борцам явно присутствует где-то на заднем плане. Погодин акцентирует эту связь:

Счастливым себя почту, если успею сколько-нибудь оправдать Вашу столь лестную для меня доверенность, исполнить хоть отчасти долг, лежащий уже давно на всех служителях Русского слова, и представить в ясном по возможности свете пред взорами соотечественников высокое значение тех мирных подвигов, за которые ныне скромный писатель удостаивается высочайшей гражданской почести [1458].

Гражданский пафос принадлежит скорее не событию, а времени; однако важно, что открытие памятника представляется подходящим случаем для использования его. Тем не менее заслуги в сфере словесности всегда оказываются первыми в ряду, и лишь вслед за «русским писателем» появляется «русский гражданин».

Пусть памятник, теперь ему, соизволением Императора Николая, здесь поставленный, одушевляет ваших детей и все следующие поколения в благородном стремлении к высокой цели Карамзина! Пусть дух его носится всегда в России! Пусть он останется навсегда идеалом Русского писателя, Русского гражданина, Русского человека, – по крайне мере долго, долго, заключу его же выражением, если на земле нет ничего бессмертного, кроме души человеческой [1459].

В письме к М.А. Дмитриеву М. Погодин, рассказывая об открытии памятника, переходит от эйфории к рефлексии: