Историческая личность

– Ты правда вечером занят? – спрашивает Фелисити. – Да, – говорит Говард, – я занят.

– С кем у тебя свидание?

У меня профессиональная встреча, – говорит Говард.

– А тебе есть с кем оставить детей? – говорит Фелисити. – А то я могу.

Говард останавливается и смотрит на Фелисити. Ее лицо само простодушие.

Внезапно из двери с правой стороны коридора возникают ягодицы и налетают на Говарда; они принадлежат его коллеге, молодому человеку радикальных убеждений по имени Роджер Фанди; он вытаскивает диапроектор из аудитории. Он выпрямляется, мельком взглядывает на мокрое лицо Фелисити, но студентки в Водолейте с его строгими академическими требованиями плачут так часто, что его внимание на ней не задерживается.

– Говард, – говорит он, – вы слышали все эти разговоры про Мангеля?

– Что-что? – спрашивает Говард.

– Он вроде бы приедет выступить здесь, – говорит Фанди.

– Вам следует положить этому конец, – говорит Говард. Они идут дальше.

– Я умею обращаться с детьми, – говорит Фелисити. – Я их люблю.

– Но если вы придете, то будете всюду совать нос, – говорит Говард, – а это лишнее, верно?

Они доходят до конца коридора; перед ними возле шахты лифта водоворот студентов, покинувших аудитории, где занятия кончились, направляющихся в аудитории, где занятия сейчас начнутся.

– Ну а если бы я не стала? – говорит Фелисити. – Если бы я исправилась?

– Но способны ли вы на это? – спрашивает Говард. Они останавливаются на краю водоворота, дожидаясь лифта.

– Я врала, – говорит Фелисити. – Я знаю, что вчера вы не отнеслись ко мне серьезно. Я знаю, вы поступили так по доброте.

Звонок звякает; двери лифта раздвигаются; они входят в кабину вместе с толпой.

– Беда в том, что очень трудно понять, насколько ты мал. Людям нравится придавать себе значение.

Лифт останавливается этажом ниже, и они выходят. Они стоят на другой площадке, точно такой же, как та, которую они только что покинули; от нее расходится точно то же число коридоров.

– Я способна посмотреть в лицо реальности, – говорит Фелисити, – но просто я вспомнила, как вы нам говорили, что реальности пока еще не существует и от нас зависит создать ее.

Они поворачивают в правый коридор; Фелисити шлепает рядом с Говардом по длинному яркому коридору.

– Боюсь, то, что случилось в моем кабинете, было лишь малой частью того, что происходило в моем доме вчера вечером, – говорит Говард, – вы не единственная, кто был вчера ранен.

– Кто-то был ранен? – спрашивает Фелисити.

– Причем ранен реально, – говорит Говард.

Безликие двери окаймляют коридор; они идут к своей аудитории в его конце.

– Ух ты, – говорит Фелисити, – что случилось?

– Меня там не было, – говорит Говард. – Помните синий свет? Это была машина «скорой помощи».

– О, черт, – говорит Фелисити, – вы хотите сказать, что произошел настоящий несчастный случай?

VIII

Этот еженедельный семинар Говард проводит в аудитории Социа 4.17, в помещении худшего типа без окон, освещаемом искусственным светом. Помещение невелико; к трем стенам прикноплены большие диаграммы, иллюстрирующие глобальную нищету, а четвертую стену занимает большая зеленая доска типа школьной, на которой кто-то, по обыкновению всех людей, взял да и написал «Пролетарии – соединяйтесь». В помещении стоят столики с серыми металлическими ножками и ярко-желтым верхом; в середине помещения они сдвинуты в один большой стол, за которым какой-то предыдущий преподаватель вел формальные занятия. В помещении три студента разместились как-то неопределенно между составным столом и стенами; в Водолейте не стоит считать само собой разумеющимся, что обстановка аудитории, устраивающая одного преподавателя, устроит и другого. Занятия в Водолейте это не просто односторонняя передача знаний; нет, это события, моменты общего взаимодействия, или, – как вечеринка Говарда, – хэппенинги. Студенты Водолейта, которые попадают в другие университеты, где преобладает традиционная форма преподавания, смотрят вокруг себя в изумлении, будто столкнувшись с каким-то поразительным, интригующим нововведением; их занятия проходят совсем по-другому. Ибо Водолейт не только дает образование студентам, но еще и учит учителей. Его наводняют бригады специалистов по методике образования, психологов, экспертов в области групповой динамики; они снимают семинары и обсуждают их, и поскольку ничто столь тонкое, как проявления чисто интеллектуальных ценностей, не производит на них ни малейшего впечатления, демонстрируют, как студент В просидел весь семинар, ни разу не открыв рта, или как студент Е выражает скуку, ковыряя в носу, или как студент К ни разу за весь час занятий не встретился глазами с преподавателем. Тут устраиваются показательные семинары, на которых преподаватели преподают друг другу, сессии, на которых завязывается неугасимая вражда, и рвется одежда, и пожилые профессора с международной репутацией заливаются слезами. И вот Говард входит в аудиторию, и он осматривается и замечает расположение столов.

– Боюсь, это то, что Гофман назвал бы скверной, бьющей в глаза экологической мешаниной, – говорит он. – Нам здесь столы не нужны, верно?