Историческая литургика

Затем следует второй кукулий: "Дай, Спаситель, дар речи язы ку моему, отверзи мои уста… дабы я первый исполнил то, что на добно преподать. Ибо сказано: тот велик, кто возвещает и испол няет слово Твое…" Это авторская молитва о согласии дел со словами, которое уже осуществили свв. апостолы. Третий кукулий: "Апостолы Твои, исполняя заповеди Твои, учили тому, что сами де лали. Отвергли суетные помышления, возложив на себя крест и ра дуясь смерти, как повелел Ты, единый сердцеведец."

А что же Он повелел? И вот с первого икоса мы попадаем в ситуацию странного диалога, который явно происходит уже после воскресения Спасителя. Он стоит на вершине горы и обращается к апостолам:

"Идите ко всем народам и возвещайте Мое учение! Смотри Петр, как ты должен учить: Вспоминая свое падение, будь милостив ко всем и не будь суров. А если гордость вдруг нападет на тебя, слу шай голос петуха и вспоминай потоки тех слез, о которых знаю только Я, единый сердцеведец."

"Ты, Иоанн! Пусть все знают, что Я не напрасно прижимал те бя к Своей груди. Не молчи! Сей свою проповедь как семя, которое ожидает обильная жатва. Ибо силу ему дал Я, единый сердцеведец."

"Продолжай, Матфей, собирать пошлины и обложи налогом врага Адамова, не прощай ему, пока не отдаст тебе последний кодрант…" и т. д. к каждому из 12 — ти апостолов.

Выслушав эти повеления, апостолы растерянно смотрят друг на друга и восклицают: "Откуда у нас голос и язык, чтобы вещать всем народам? Кто нам, слабым и неученым, даст силу противостоять кня зю мира сего? Только Ты, единый сердцеведец!"

Христос не скрывает от них неизбежных страданий, которые им предстоит претерпеть за проповедь. Но ободряет и обещает, что будет с ними во всех напастях до скончания века. Последний икос есть завершение всей поэмы:

— "Спасайте же мир, крестя во имя Отца и сына и Св. Духа!" Укреплённые этим призывом, апостолы отвечают:

— "Ты Бог рожденный прежде всех веков и не имеющий конца. Ты наш Спаситель, Которого мы исповедуем со Отцем и Духом. И мы бу дем проповедовать, как Ты велишь, ибо Ты — с нами, единый серце ведец!"

Здесь ритм прекрасно соответствует содержанию. Поэма принимает к концу всё более быстрый темп вопросов-ответов. Словно оживлённый разговор, который завершается ярким финалом. По ходу диалога мелькают контрастные портретные характеристики апостолов, не чуждые глубинного подтекста (Пётр — Римская Церковь, Иоанн Восточная и т. д.). Этот драматический характер и психологические эффекты присущи всем кондакам Романа, в которых действуют ангелы, пророки, мученики, святые.

Но прп. Роман и сам был не только великим поэтом, а ещё и святым. Его кондаки — это не только блестящие инсценировки, но и богословие. Именно это богословие, без остатка растворённое в его поэзии, делало её одновременно и вечной и необычайно актуальной. Так, на бушевавшие в то время монофизитсткие споры, он ответил поэмой "Мария м волхвы", в которой создал глубоко психологический образ Марии-Матери и тем утвердил человеческую природу Богочеловека.

Богословие прп. Романа было преимущественно нравственным богословием. Исследователь его творчества проф. Н.Д. Успенский пишет, что в своём нравственном учении и в своей экзегезе Роман был очень близок к своему знаменитому земляку Иоанну Златоустому. Так, видя увлечение византийцев внешним благочестием, он написал поэму о Десяти девах, которая является свободным переложением толокования Златоуста на ту же притчу.

Это, кажется, единственный кондак прп. Романа выдержанный в форме проповеди. В нём сравниваются христианские добродетели и выше всех ставится милосердие. Вслед за Иоанном Златоустом, прп. Роман повторял: "Без девства можно видеть Царствие Небесное, а без милостыни нет… Милостыня всего нужнее; в ней заключается все." (См. Успенский Н.Д. "Кондаки св. Романа Сладкопевца" — в "Богословских трудах" № 4, 1968 г. стр. 195).

Кондак этот имеет три кукулиона и 31 строфу — икос, в каждом из которых по 10 строк. Акростих: "Сия поэма смиренного Рома на". Текст приводится по тому же источнику ("Богословские труды" № 4, стр. 196–201).

Этот текст даёт нам неожиданный ответ на вопрос: как нашёл прп. Роман свою богатейшую жанровую форму. Ведь мы хорошо знаем, что великие произведения не вырастают на пустом месте. Но если мы под влиянием этого кондака вспомним одноимённую песнь свт. Мефодия Патарского "Разговор десяти дев", то увидим, что по внешней структуре поэма Мефодия — не что иное как прототип кондака: ряд строф-куплетов, расположенных в порядке греческого алфавита и заканчивающихся общим рефреном: "Тебе посвящаю себя чистого и со светоносным светильником встречаю Тебя, небесный Жених."

Этот-то архетип и был взят прп. Романом, обновлён жанровыми находками сирийского сугитты и пересажен на византийскую почву.