Всматриваясь пристальнее в лицо Александра, нельзя не заметить, что природа соединила в нем самые противоположные между собою свойства: математическую точность ума и пламенное воображение поэта; крепкую волю мужа с юношескою мягкостью и впечатлительностью. Накануне битвы он хладнокровно вычислял все условия кровавой игры, но в решительный час он становился горячим бойцом и кидался в сечу, как любимцы его, гомерические герои. Мистические верования Азии и строгая наука Европы находили в нем равное сочувствие. Здесь не место вычислять все сделанное им для успехов нашего знания. Достаточно будет напомнить Вам о его постоянной связи с Аристотелем, которому он присылал всякого рода пособия для его исследований. В самую трудную пору его жизни, во время Индейского похода, мысль его не была исключительно занята предстоявшими опасностями. Он писал в Вавилон, чтобы ему выслали оттуда книг для чтения, в особенности трагиков и философов.
Восток не забыл о нем до сих пор[185]
. Почти на всех языках Азии сохранились сказания об Александре. Об нем поют древние песни арабов и рассказывают предания еврейского народа. Персы внесли его в число героев своего народного эпоса. Персидский поэт[186] говорит, что Искандер был родом перс и только случайно родился на европейской почве. Восток не хочет уступать нам своего завоевателя. Странствуя по пустыням Средней Азии, европейский путешественник беспрестанно слышит странные намеки на Искандера. В Туркестане его считают строителем великих городов и зданий, которых развалины свидетельствуют о прежнем богатстве края. Даже в унылой песне кочевого монгола слышится иногда отголосок зашедших в эти степи рассказов о великом Искандере. Запад не отстал от Востока. В памятниках средневековой литературы исторические свидетельства о македонском завоевателе соединены с баснословными примесями, по которым видно, что эти предания прошли чрез уста народа. Ему приписывается, между прочим, покорение Британии. Рыцарская эпопея овладела в свою очередь предметом столь богатым и можно сказать сродственным ей по содержанию. В многостороннем характере Александра есть действительно черты чистого, чуждого античному миру рыцарства. Я напомню Вам только об обращении его с пленным семейством Дария. Древний человек не уступал новому в великодушии, но почтительное обращение с женщинами не входило в его нравы. У всех племен латино-германской Европы есть романы об Александре Великом, составляющие особый цикл в эпической поэзии Средних веков. Но подобно тем македонским дружинам, которые остановились от изнеможения на берегах Гифазиса и не пошли далее к неизвестной им, одному лишь вождю ведомой цели, фантазия поэтов не может следить за действительными подвигами героя и ищет им объяснения вне пределов, которыми ограничены человеческие замыслы. Персы говорят, что Александр завоевал мир, отыскивая таинственную страну, в которой бьет живым ключом вода бессмертия. В немецкой поэме Лампрехта[187] (XIII ст.) поэт-христианин толкует с другой точки зрения внутреннюю тревогу, которая отражалась в непрерывной и страстной деятельности Александра. Владычество над миром не было достаточною целью для его подвигов. Он хотел дойти до рая и внимать земным слухом пению ангелов.Позвольте мне кончить эту затянувшуюся, может быть, слишком долго беседу. Я представил Вам только бледный очерк Александровой деятельности. При всем том меня, может быть, обвинят в пристрастии. Я сам готов в нем признаться; но прибавлю, что историку, внимательно изучающему памятники, которые содержат в себе подробности о жизни и делах македонского завоевателя, трудно устоять против собственного увлечения, трудно не поддаться обаянию этого властительного даже за гробом лица. Судьба была к нему благосклоннее, чем к кому-либо из других своих любимцев: она дала ему совершить всемирно-исторический подвиг и рано свела его с поприща, как будто для того, чтобы в памяти народов сохранился во всей юношеской прелести своей его поэтической образ.
Чтение третье. Лудовик IX
Мы привыкли разуметь под именем Средних веков тысячелетие, отделяющее падение Западной Римской империи от открытия Нового Света и начала Реформации[188]
. Но идеи и формы, составляющие характеристическую особенность Среднего века, принадлежат не всем отделам этого обширного периода. Феодализм, рыцарство, общины, борьба папской и императорской власти, готические соборы[189], поэзия трубадуров[190] и миннезенгеров[191], одним словом, главные явления, в которых вполне сказалось внутреннее содержание средневековой истории, составляющие как бы цвет и плод ее, развились большею частью не ранее XI и отцвели к концу XIII столетия. Пять предшествующих веков можно назвать периодом образования, приготовления отличительных форм средневековой жизни; два последние века, XIV и XV, представляют нам эпоху разложения; они служили переходом к Новой истории.