Исторические хроники с Николаем Сванидзе. Книга 2. 1934-1953

Тракторный завод — это в чистом виде военный объект. За это Сталин и платил Кану. За чисто милитаристскую экономику власть платит голодом в стране, смертью детей. Потом власть отказывается от услуг Кана и размещает более дешевые заказы в Европе, в том числе в гитлеровской Германии. 9 апреля 1935 года между СССР и Германией подписано "Соглашение о дополнительных заказах СССР в Германии и финансировании этих заказов Германией". Под гарантию правительства Рейха в ряде германских фирм размещаются заказы советского правительства. Заказы включают оборудование для машиностроительных заводов, нефтяной и химической промышленности, транспортные средства, оборудование лабораторий. Сюда же входит техническая помощь. По этому кредиту СССР получил от Германии оборудования на 151,2 миллионов марок. В 1941 году наступал срок погашения кредита. В связи с начавшейся войной кредит советской стороной оплачен не был.

Гитлером снят запрет на экспорт вооружений в СССР. Предприятия Карла Цейсса поставляют дальномеры и перископы. Фирма "Карлсруэ Верне" продает патронные станки. В 1937-м начинается приемка немецкого оборудования для аэродромной службы ВВС Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Но эта информация носит секретный характер, кинематограф не в курсе. В 1939-м, накануне подписания Договора о ненападении с Германией, трактористы вовсю готовятся к войне с ней.

Для советского крестьянина, прикрепленного к своему колхозу, призыв в армию — зло единственная возможность выхода в большой мир. После службы в армии мужчины получают паспорта и в колхоз предпочитают не возвращаться. Колхозное руководство из Восточной Сибири направляет письмо с жалобой Сталину и Калинину. "Красноармейцы, отслужившие срок службы в РККА, очень редко прививаются к колхозу, а большинство разузнают, чем в колхозе пахнет, и сматываются на производство в город". Сам Николай Крючков не стал колхозником просто волей семейных обстоятельств. Крючков по рождению москвич. Его родители работали на Прозоровской мануфактуре, где содиректором был отец будущих академиков Николая и Сергея Вавиловых. После 1917 года фабрика называется "Трехгоркой". Николай Крючков в книге воспоминаний ничего не пишет о московской послереволюционной жизни. Крючков скупо говорит: "У отца с матерью была мечта: построить собственный дом в деревне. Теперь я понимаю, — пишет Крючков, — что для матери это была единственная реальная возможность продлить отцу жизнь. В деревне на свежем воздухе и здоровой пище". Крючков пишет свои воспоминания в год 25-летия со дня выхода фильма "Трактористы". Это 1964 год, и у Крючкова страшный московский послереволюционный голод, естественно, за кадром. В кадре — он, его младший брат и отец просто уезжают в тульскую деревню строить собственный дом. Отец вскоре, в 1920 году, умрет. Мать заберет больных тифом детей обратно в Москву.

Если бы не смерть отца, семья с двумя сыновьями наверняка поднялась бы в деревне и дожила до раскулачивания и коллективизации. Страна в этом случае едва ли увидела бы артиста Крючкова.

В детстве Крючкова долго звали Колька Кривой. Крючков пишет: "У меня голова после тифа была набок, к плечу клонилась. Потом занялся боксом, голову стал держать ровно, и кличка куда-то пропала".

Фабрика, бокс, потом театр, потом кино и слава. Из XXI века эта схема кажется абсолютно голливудской. Писатель Василий Аксенов пишет: "Если бы Крючков появился в Голливуде с его спиной и талантом, он и там бы стал мегазвездой".

Он собрал бы на своем счету десятки вестернов и любовных драм. Он был бы отчаянно смелым, белозубым и супернадежным настоящим мужиком, которому безоговорочно верят и женщины, и мужчины. Он сам бы пел, плясал, скакал, сам поднимал в воздух самолет. Все без дублера. Он делал бы в Голливуде ровно то же самое, что он делает в советском довоенном кинематографе. Крючков универсален и естественен как истинный профессионал. Голливуд не чужд, даже родственен сталинскому кино. Колхозные сюжеты не помеха. Это интуитивно уловил молодой Василий Сталин, который любил Крючкова-супергероя и, как наивный, но облеченный властью зритель ни за что не хотел, чтобы Крючков менял амплуа. А Крючков, как сильный актер, хотел творческого разнообразия. Крючков вспоминает: "Когда я начал сниматься в картине "Свинарка и пастух", ко мне заявился под градусом мой друг Василий Сталин и начал орать, чтобы я не смел играть эту роль, не позорил мои прежние образы. Грозился даже "сослать в Сибирь". А я ему в ответ пропел: "А я Сибири, Сибири не боюся. Сибирь ведь тоже русская земля". Утром он звонил, извинялся".

Н. Крючков. Кадр из к/ф "У самого синего моря"