Исторические хроники с Николаем Сванидзе. Книга 2. 1934-1953

Когда прибежал, диктор читал уже третье из четырех отобранных для передачи стихотворений. Оставалось только "Жди меня". Симонов пишет: "Я показал диктору жестами, что буду читать сам, потянул у него из рук лист со стихотворением, и ему осталось только объявить, что "Жди меня" будет читать автор. Сам не помню, как я тогда прочел его".

Зимой 1941-го он хотел, чтобы Валентина Серова слышала, что он жив. Чтобы слышала его живой голос.

Симонов — Серовой: "Я здесь с тоской делиться не хочу/ Свое ты редко здесь услышишь имя,/ Но если я молчу — я о тебе молчу/ И воздух населен весь лицами твоими".

Симонов — Серовой: "Кем стала ты? Моей или чужой?/ Отсюда сердцем мне не дотянуться/ Прости, что я зову тебя женой/ По праву тех, кто может не вернуться".

За годы войны Симонов был в командировках и на Северном фронте, и на Южном. Он был в Сталинграде. Он видел встречу с союзниками на Эльбе. И штурм Берлина. Он присутствовал в Карлсхорсте при подписании капитуляции.

У него не было поводов испытывать стыд за себя на войне. Война была коротким временем совпадения его личной веры с общей верой и с государственной идеологией. После войны было 34 года совсем другой жизни. В день своего 50-летия Симонов скажет: "Не все в моей жизни я делал хорошо. Я это понимаю. Не всегда был на высоте, на высоте гражданственности, на высоте человеческой. Бывали в жизни вещи, о которых я вспоминаю с неудовольствием, когда я не проявлял ни достаточной воли, ни достаточного мужества. И я это помню".

В своей последней работе, которая написана за полгода до смерти и которая называется "Глазами человека моего поколения", Симонов скажет о времени довоенных и послевоенных репрессий: "Это время, которое, если быть честным, нельзя простить не только Сталину, но и никому, в том числе и самому себе".

Сын Константина Симонова, Алексей Симонов, в предисловии к последней работе отца напишет о послевоенном сталинском времени и об отце в этом времени: "Ему грозило полное смещение внутренних нравственных ориентиров, которые отличают талант от посредственности".

К. М. Симонов. Начало 70-х годов

После войны в стране, победившей фашизм, Сталин седлает абсолютно фашистскую тему — антисемитизм. В СССР это называется борьбой с космополитизмом. Симонов, выходец из старой русской дворянской семьи, никогда антисемитом не был. И в своих товарищах Симонов ценил неприятие антисемитизма. Отмечал это отдельно. Симонов пишет: "Сурков органически презирал и ненавидел антисемитизм как явление и антисемитов как его персональных носителей, не скрывал этого и был последовательнее и смелее меня и Фадеева". В 1949 году Симонов делает доклад о писателях-космополитах. То есть доклад против писателей-евреев по национальности.

Алексей Симонов пишет:

"Доклад должен был делать секретарь Союза писателей Фадеев, который ушел от ответственности привычным способом: он впал в запой. У Фадеева в Союзе писателей было два зама — Симонов и Софронов. Софронов готов был сделать этот доклад. Но было известно, что Софронов к спущенному сверху списку космополитов с удовольствием добавит еще десяток-другой фамилий им самим ненавидимых литераторов. И доклад взялся делать Симонов. И сделал. А потом тайком подкармливал некоторых фигурантов своего доклада. Так как к литературной работе их после этого доклада уже не подпускали".

А. А. Сурков и К. М. Симонов

В 1960 году в глухой узбекской провинции в Ангрене, в каком-то клубе у Симонова будет творческий вечер. В зале соберется много народу. Он будет своим обычным тихим голосом читать военные стихи. "Ты помнишь, Алеша", "Жди меня", "Если дорог тебе твой дом". Потом вопросы из зала. Первый вопрос: вы еврей?

В 1966-м Симонов пишет индивидуальное письмо против реабилитации Сталина. А в 1973-м подписывает коллективное письмо против Солженицына. Но в 1974-м, когда летит из Испании, в руках у своей переводчицы увидит "Архипелаг ГУЛАГ". Скажет: "Вам не дадут провезти. Давайте мне". Провез. В Москве вернул. Симонов был против издания "Доктора Живаго" Пастернака. Но пробивает публикацию булгаковского "Мастера и Маргариты". Помогает пробивать спектакли в "Современнике" и Театре на Таганке, содействует кинематографической судьбе Алексея Германа. И все годы думает и пишет о Сталине и его времени. Это огромный симоновский труд по преодолению собственных заблуждений. И главное, Симонов помогает решать житейские проблемы бывшим фронтовикам: больницы, квартиры, протезы, очки, неполученные награды.

К счастью, его никогда не называли "крупным советским поэтом". Он был просто Симонов. И это большая литературная удача. Свой лучший цикл военной лирики "С тобой и без тебя", посвященный Серовой и начатый в 1941-м, Симонов заканчивает в 1954 году: "Упреки поздно на ветер бросать./ Не бойся разговоров до рассвета./ Я просто разлюбил тебя. И это/ Мне не дает стихов тебе писать".

1942 год Клавдия Шульженко