Читаем Исторические корни Волшебной сказки полностью

На описанном выше уровне абстракции рассматриваемый вариант сказки «Золушка» предстает, по мнению авторов, в виде двойного повторения следующей последовательности: состояние неблагополучия — приготовление к узнаванию — узнавание — состояние благополучия. Для этого варианта авторы предлагают две порождающих грамматики, первая из которых допускает любое количество повторений данной последовательности, а вторая предполагает, что первое (и каждое нечетное) вхождение последовательности обозначает временный характер достигнутого благополучия, а второе (и каждое четное) — установление окончательного благополучия. Очевидно, что подобное прочтение предполагает более сложное строение сказки. Этот факт естественным образом отражается и на сложности порождающей грамматики. Вообще, "ограничения по симметрии <…> определяют возрастание сложности порождающего механизма данного текста" (310).

По мнению авторов статьи, "порождающая типология обеспечивает не только единый и, по существу, глобальный способ сравнительной оценки структуры народных повествований", но помогает в то же время понять глубокую связь между тенденциями к симметрии и к повторениям — "этим двум основам любого народного нарратива" (313)

По контрасту с очевидностью, по контрасту с общепринятой интуицией, которая стремится уравнять эти два типа тенденций, данная работа показывает, что тенденции к симметрии приводят к усложнению структуры порождающих механизмов, отражающих тенденции к повторению. Значительную роль играют здесь числа с символическим значением, как, например, число 3…; такие числа увеличивают синтаксическую симметрию семантических признаков, что приводит иногда к усложнению порождающих механизмов (313). Недостаток этой интересной попытки создать чисто формальный критерий для анализа сказок, как указывают и сами авторы, состоит в том, что на начальном этапе такого анализа, а именно при выделении сегментов-событий и дальнейшем их отождествлении, уровень субъективности достаточно высок, и это не позволяет с уверенностью пользоваться данным критерием или создать надежную классификацию по указанному признаку.

В рассмотренных выше работах авторы идут от синтагматического анализа к парадигматическому и семантическому, сначала тем или иным способом выделяя единицы для анализа текста, а затем изучая законы, по которым эти единицы группируются, а также прочитываемый при помощи этих законов смысл сказки. Б. Холбек в своей монографии "Интерпретация волшебной сказки"[17] пытается, напротив, изучить влияние парадигматических законов строения русской волшебной сказки на последовательность сказочных действий. Он применяет в своем исследовании, вслед за Мелетиским и его коллегами,[18] принцип семантических оппозиций. Для сравнения он использует систему координат, образуемую тремя базовыми оппозициями: низкий — высокий (по социальному положению), мужской — женский и молодой — взрослый.[19] Начальная и конечная ситуации волшебной сказки по всем трем оппозициям противопоставлены друг другу. В начале сказки герой занимает низкое социальное положение; в семье его положение подчиненное по отношению к старшим, или у него нет семьи, то есть он не является взрослым; наконец, он не имеет брачного партнера. Иными словами, начальная ситуация характеризуется тем, что положение героя определяется как соответствующее точке: низкий, мужской (для женской сказки соответственно женский) и молодой в терминах указанных оппозиций.

Конечная ситуация представляет собой противоположную картину: герой добился высокого положения, он является взрослым, т. е. прошел обряд инициации, имеет собственную семью. Иными словами его положение описывается как: высокий, женский (для женской сказки — мужской; значение такого перехода см. ниже), взрослый. В дальнейшем сказка разбивается на ряд эпизодов, каждому из которых соответствует собственная оппозиция или система оппозиций. Так, предварительному испытанию в терминах Мелетинского и его коллег соответствует переход героя из положения молодой в положение взрослый, а похищение принцессы антагонистом описывается как противопоставление взрослого и мужского молодому и женскому. Узнавание героя (дополнительное испытание) соответствует переходу героини-невесты из положения молодой в положение взрослой, поскольку в этом эпизоде она отвергает жениха, предложенного ей родителями, то есть ложного героя, и делает собственный выбор, и т. п. Различным типам волшебных сказок соответствует различный порядок передвижения героев по координатам, обозначенным данными оппозициями. В этой модели передвижение по оси женский — мужской обозначает, конечно, не смену пола, а встречу, любовь и свадьбу героя и героини.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны
История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны

История частной жизни: под общей ред. Ф. Арьеса и Ж. Дюби. Т. 4: от Великой французской революции до I Мировой войны; под ред. М. Перро / Ален Корбен, Роже-Анри Герран, Кэтрин Холл, Линн Хант, Анна Мартен-Фюжье, Мишель Перро; пер. с фр. О. Панайотти. — М.: Новое литературное обозрение, 2018. —672 с. (Серия «Культура повседневности») ISBN 978-5-4448-0729-3 (т.4) ISBN 978-5-4448-0149-9 Пятитомная «История частной жизни» — всеобъемлющее исследование, созданное в 1980-е годы группой французских, британских и американских ученых под руководством прославленных историков из Школы «Анналов» — Филиппа Арьеса и Жоржа Дюби. Пятитомник охватывает всю историю Запада с Античности до конца XX века. В четвертом томе — частная жизнь европейцев между Великой французской революцией и Первой мировой войной: трансформации морали и триумф семьи, особняки и трущобы, социальные язвы и вера в прогресс медицины, духовная и интимная жизнь человека с близкими и наедине с собой.

Анна Мартен-Фюжье , Жорж Дюби , Кэтрин Холл , Линн Хант , Роже-Анри Герран

Культурология / История / Образование и наука