Исторические мемуары об Императоре Александре и его дворе

Уезжая из Вильны, Александр переехал через реку на пароме. Один из лодочников поранил себя настолько серьезно, что встревожил свидетелей этого несчастного случая, и особенно Его Величество. Государь, считая себя как бы невольной причиной случившегося с бедняком несчастья, пожелал собственными руками перевязать ему рану и разорвал свой платок, чтобы сделать перевязку. Эта трогательная сцена произошла на пароме, и такое проявление чувствительности молодого государя было тотчас запечатлено кистью и резцом всех местных художников. Дорогой из Вильны в Гродно император, меняя лошадей, остановился в поместье моего отца. Пока запрягали подставу, Александр, проходя около конюшен, отличавшихся довольно замечательной архитектурой, увидел большой кучерской кнут, только что выкрашенный и покрытый лаком, и со свойственной молодым людям фантазией он вздумал испробовать кнут. Стоявший тут же маленький конюх, не узнав императора и, вероятно, находя, что его кроткое, приветливое лицо выглядело гораздо менее страшным, чем лицо толстого, усатого кучера, владельца кнута, хотел отнять его у Александра и сказал: «Оставьте кнут, это кнут г-на Теодора.» Император, которому смелость этого ребенка, с хорошеньким плутовским лицом, показалась забавной, спросил его, не согласится ли г-н Теодор отдать ему кнут за один червонец. Мальчик принял на себя переговоры и передачу условленной платы. По заключении торга государь ловко свернул кнут и велел положить его в карету, сказав, что он предназначает его своему любимому кучеру, верному Юшке.

Путешествуя, император, для большей безопасности, ездил обыкновенно с собственными кучерами. Тот, кто правил императорской каретой, захотел проехать лошадей, прежде чем в экипаж сядет император. В упряжке были рослые жеребцы, сильные и крепкие: как только они ощутили на своих боках непривычный для них русский кнут, они понесли и разбили бы карету вдребезги, если б конюхи не бросились вовремя, чтобы остановить их и предупредить несчастье. Конюх моего отца упросил, чтоб дозволили польскому кучеру править лошадьми обычным способом; после этого «г-н Теодор» вновь взял вожжи в свои руки, и императора благополучно довезли до следующей станции.

Филантропические наклонности императора Александра, казалось, предвещали его счастливым подданным непрерывный мир: ни одна мысль о победе, ни одно честолюбивое стремление не проявлялось до сих пор в юном государе, — к великому удивлению всех окружавших его, а также, без сомнения, и Европы.

Не менее удивительно было то восхищение, которое, быть может, невольно молодой государь чувствовал к человеку совсем иного характера. Но надо сознаться, что окружавший Наполеона престиж славы, могущества должен был привлекать воображение чарами, свойственными всему чудесному.