Исторические мемуары об Императоре Александре и его дворе

Император дал аудиенцию депутации сената. «Государь, — сказал один из членов депутации, — мы давно ожидали Ваше Величество». Как благороден был ответ Александра: «В этом промедлении вина падает на доблесть французов». Александр повторил, что он — друг французов; что справедливость, так же, как и разум, требует, чтобы Франция избрала себе конституцию, соответствующую просвещенному веку; что и он, и союзные государи обещают свое содействие мудрым и справедливым предначертаниям французского народа.

ГЛАВА XVI Продолжение предшествующей главы. Странные доказательства доверия, данные Александру жителями Парижа. Разные эпизоды

При вступлении союзных войск в Париж тысяча пятьсот человек французской армии, взятые в плен в окрестностях города, ждали на бульваре, чтобы решили их судьбу или, вернее, их место назначения, когда поспешно подбежавшие русские офицеры закричали им: «Французы, вы свободны, император Александр дарует вам свободу именем вашего короля, Людовика XVIII. Вы можете возвратиться к вашим очагам». Это был благородный и деликатный способ намекнуть французскому народу на тот выбор, который он уже сам произвел в глубине души, при падении Наполеона. Французские солдаты тотчас закричали: «Да здравствует король!» и попросили белую кокарду. Тогда дамы высшего общества принесли белое знамя, на котором эти добрые воины принесли присягу Людовику XVIII.

Когда Александр переходил Вандомскую площадь, взоры его внезапно были поражены красивым памятником, возведенным искусством в честь гордыни, победы и мощи, соединившихся в личности Наполеона, в честь монарха, внушавшего такой страх, в честь гордого завоевателя', который, в силу превратности человеческих судеб и под влиянием созидателей его карьеры, в ту самую, быть может, минуту, когда счастливый и скромный его соперник созерцал его великолепное изображение, — подписывал акт отречения, лишавший его величия и верховной власти… Обращаясь к окружавшим его лицам, Александр сказал им, улыбаясь: «Если б я был вознесен так высоко, у меня закружилась бы голова»[12].

Когда глава коалиции, вступив в Париж, объявил депутации сената от имени союзных государей, что он не желает стеснять французский народ в выборе государя, уверяют, что выбор этот, внушенный чувством восхищения и доверия, остановился бы на Александре, если б отличавшее его чувство справедливости позволило ему принять эту высшую дань уважения. Известно, с каким интересом и участием Александр отнесся к императрице Жозефине, первой жене Наполеона, и к ее сыну, принцу Евгению

Александр остановился в Париже у князя Талейрана. Государь счел нужным проявить этим свое доверие к нему за преданность и рвение, которые сановник этот выказал по отношению к Бурбонам. Очарованные умом и приветливостью Александра, французы как бы вновь нашли в северном монархе своего Генриха IV, и новые песни, благодаря своей популярности тотчас сделавшиеся национальными, соединили и совместно прославили эти два великих имени. Французы ежедневно толпились у дверей дома Талейрана. Они приходили говорить с Александром не только о великих интересах Франции, но и о своих личных делах, и часто обращались к справедливому суждению государя по поводу своих семейных несогласий. Всегда доступный, Александр улыбался в ответ на эти странные проявления доверия и никогда не обнаруживал нетерпения или неудовольствия по отношению к докучавшим ему лицам[13].

Движимый свойственным ему великодушием, Александр также настоял, чтобы союзные государи согласились предложить наиболее выгодные условия неприятелю, слава и несчастья которого невольно внушали уважение[14].

Он хотел, чтобы Наполеон сохранил принадлежавший ему титул императора, — титул, санкционированный церковью и признанный всеми державами Европы (за исключением Англии); наконец, чтобы он пользовался свободой и верховной властью на Эльбе, с правом пользоваться всеми сокровищами этого острова: великодушный Александр не мог тогда ни рассчитать, ни предугадать последствий и опасности такой снисходительности.