Все лучшие, просвещеннейшие и любознательнейшие из числа Константиновых преемников на троне византийском во все время существования христианской Византии, т. е. до половины XV в., следовали примеру первого христианского императора, покровительствовали и содействовали процветанию общества любителей просвещения. Императоры: Юстиниан Великий (527—565), Лев Мудрый (886—912), Константин Порфирогенит (912—959), Роман III (1028—1034), Константин Мономах (1042—1056), Алексей I Комнин (1081—1118), Мануил Комнин с сыном Алексеем (1143— 1183), Андроник Комнин (1183—1185), Андроник II Палеолог (281 —1332) — все они в той или другой мере содействовали оживлению и развитию деятельности византийского Общества Любителей Духовного Просвещения. Одни из них прославились заботами о науке и просвещении, желая в этом отношении подражать Антонинам, Марку Аврелию и Августу, окружали себя философами и риторами, любили с ними беседовать, некоторые из таких императоров на науку обращали больше внимания, чем на дела управления; ученые, принадлежавшие к этому кружку, исследовали в особенности трудные вопросы о сверхъестественных предметах;[1130] дворец таких императоров открыт был для образованнейших людей, между которыми можно было встретить и молодых, Начинающих ученых, и почтенных старцев, украшенных сединой.[1131] Другие из вышеперечисленных императоров считали, как вырахсаются византийские историки, «небесную философию» (т. е. богословскую науку и просвещение) делом важным и ценили весьма высоко, «воздавали похвалы красноречивым ораторам и, приближая ученых к своему трону, часто поощряли их дарами и удостаивали немаловажных почестей».[1132] С особенным отличием могут быть вспомянуты здесь имена двух византийских императоров — Мануила Комнина и Андроника II Палеолога. Их деятельность, в Особенности последнего из них, направленная ко благу Общества Любителей Просвещения, вероятно, не по случайным причинам, Изображена византийскими историками в чертах очень ярких. Q Мануиле один византийский историк говорит: «Св. Писание задавало ему многие трудные для понимания вопросы, и он, доискиваясь их решения, собирал к себе и спрашивал всех, кто отличался ученостью».[1133] В царский дворец при Мануиле, по его изволению, с указанной целью приходили «сонм архиереев и все отличавшиеся ученостью».[1134] Описывая эти собрания, историк членов этих собраний именует людьми, «любящими заниматься божественными догматами»[1135], т. е. прямо называет их любителями духовного просвещения — термином, которым обозначаются и члены нашего общества. Другой византийский историк дает очень обстоятельные сведения о любительских собраниях при Андронике Палеологе и Ив находит достаточно слов, чтобы восхвалить покровителя этих собраний — Андроника. Пусть эти похвалы преувеличены,[1136] не беда.
Они во всяком случае свидетельствуют, что члены этих собраний, —_ а историк сам был деятельным членом их — исполнены былц горячих симпатий и благодарности к тому, кто имел возможность поощрять и поощрял тогдашних любителей просвещения. По словам историка, к Андронику в его чертоги люди науки «стекались подобно потокам; они постоянно окружали его, как Пифагора его ученики».[1137] Собрания ученых людей около Андроника напоминают историку все то лучшее, что прославило эпоху классической образованности, — напоминают ему об Академии, т. е. философской школе философа Платона, о Лицее, т. е. ученой аудитории Аристотеля, и Стое, т. е. философской школе стоиков. Дворец Андроника, по словам историка, «справедливее всего было бы назвать жилищем всевозможного образования». Он же называет царские чертоги Андроника, столь доступные для ученых, желавших состязаться в знании и раскрытии научных истин, называет «превосходнейшей гимназией умственного обучения и полем для состязания людей ученых».[1138] И как бы недоумевая, каким бы именем точнее обозначить круг ученых, собиравшихся и действовавших во дворце царя, историк называет его наконец «митрополией мудрости, акрополем учености». Членов ученого Андроникова кружка этот историк именует «любителями просвещения»,[1139] — а это‑то наименование принято и у нас; правда, он не прибавлял эпитета: духовного просвещения, но это само собой разумеется, в Византии просвещение и наука имели строго религиозный характер.