Иногда угодливость патриарха Исидора в отношении к лицам, от которых зависело возвышение его на кафедру, простиралась так далеко, что сами его покровители должны были сдерживать его неумеренную ревность. Так, желая сделать угодное паламитам, Исидор сочинял какие-то церковные песнопения, приноровляя их к понятиям паламитов по вопросам богословским, вводил эти свои песнопения в церковную практику взамен издревле употреблявшихся при богослужении. Но составленные Исидором песнопения (или каноны) своим содержанием возбуждали неудовольствие даже у его сторонников: в них раскрывалось учение паламитов не без крайностей, на что указывали враги их; кончилось тем, что сам Кантакузин приказал Исидору уничтожить написанные им церковные песнопения.[655]
Столь же далеко простиралась угодливость патриарха и по отношению к самому императору Кантакузину. Исидор, подобно некоторым из паламитов, считал себя прозорливцем, способным предугадывать будущее. Считая себя таким, Исидор начал предсказывать Кантакузину блестящую победу в борьбе с генуэзцами. Но военного успеха не последовало. Возник народный ропот. Патриарх очутился в очень неловком положении, впал в ипохондрию, заболел и вскоре затем умер.[656]Преемником Исидора в патриаршестве был Каллист I.
Он дважды восходил на патриаршую Константинопольскую кафедру (1350—1354 и 1355—1362). Избрание Каллиста в патриархи произошло при тех же условиях, как и избрание на ту же кафедру Исидора. Паламиты, пользуясь влиянием на императора Иоанна Каятакузина, всячески старались о том, чтобы патриаршее достоинство предоставлено было лицу, им сочувствующему. Они указали императору несколько кандидатов в патриархи, на которых они могли возлагать благоприятные надежды; из числа этих кандидатов император избрал Каллиста, афонского монаха. Это был человек суровый и строгий, лишенный научного образования. Его главное достоинство состояло в том, что он был приверженец паламитов.[657] Если верить историку Григоре, который был недругом паламитов и который довольно подробно изображает деятельность этого патриарха, Каллист налагал свою тяжелую руку на многих лиц в Византии, отличавшихся нерасположением к монашеской партии паламитов и склонявшихся на сторону варлаамитов; он сажал их в мрачные тюрьмы, где они претерпевали голод и другие злострадания. Если эти заключенные умирали в тюрьме, то они лишались пристойного их общественному положению погребения, и если кто, вопреки распоряжениям патриарха, погребал их с честью, таких опять-таки наказывали заключением в тюрьму. Даже лица, которые относились равнодушно к партии паламитов, держались нейтрального положения, и те навлекали на себя гнев патриарха за свое несочувствие партии, которой держался сам Каллист.[658] Конечно, не оставались без должного возмездия и епископы, которые не сочувствовали возведению Каллиста на патриаршую кафедру и вообще сторонились паламитов. Между недовольными патриархом епископами и самим Каллистом происходят споры и борьба, которые возмущают мир Церкви. Некоторые из вышеуказанных епископов отказались от общения с патриархом, обвиняя его в ереси мессалианской, как они претолковывали приверженность Каллиста к паламитам. Конечно, патриарх старался оправдать себя от обвинения в ереси, но епископы не придавали значения оправданиям патриарха. В свою очередь Каллист обвинял своих обвинителей в различных тяжких преступлениях: одних он обвинял в ограблении гробниц, других в блудодеянии, одних в симонии, выражавшейся в том, что духовные места за деньги доставлялись лицам недостойным, других в приверженности к богомильскому лжеучению, вообще патриарх не скупился на черные краски, какими он в глазах общества изображал своих врагов. Соблазн настолько увеличился, что сам император должен был убеждать как патриарха, так и епископов, чтобы они прекратили взаимные укоризны, волновавшие общественное мнение.[659] В это время немало несчастий выпало на долю Никифора Григоры, который не показывал расположения патриарху и его воззрениям, объявляя распространение паламитских идей несчастьем для Церкви. Этот историк за свою неуступчивость торжествующей партии был посажен, как в тюрьму, в один монастырь, где ему пришлось перенести немало неприятностей от монахов, не склонных разделять воззрения Григоры.[660]Правление Каллиста в царствование Кантакузина ознаменовалось, как указано выше, сильным преследованием епископов, не державшихся паламитской стороны. Григора находит, что споспещники Каллиста, по духу преследования своих врагов, напоминали императора Юлиана и других лиц, ему подобных. По свидетельству того же Григоры, на места низверженных епископов поставлены были люди невежественные и сомнительной нравственности; от них требовалось одно — чтобы они объявили себя сторонниками Паламы.[661]