Исторические портреты. 1613 — 1762. Михаил Федорович — Петр III

В результате дворцового переворота Россия оказалась в состоянии неопределенной внешнеполитической ориентации. Враждебные друг другу Австрия и Франция через своих дипломатических представителей в Петербурге старались привлечь молодую империю каждая на свою сторону. Но австрийский посол А.О. Ботта-Адорно находился в менее выгодном положении, поскольку Елизавета Петровна знала о его попытках раскрыть Анне Леопольдовне глаза на заговор в ноябре 1741 года. Австрийская и венгеро-богемская королева Мария Терезия по причине своих дружественных и родственных связей с брауншвейгской фамилией также не вызывала симпатий Елизаветы. Свое отношение к Австрии императрица в самом начале своего правления выразила в весьма резкой форме. Когда во время коронации Елизаветы Петровны между иностранными дипломатами возникли споры о старшинстве, она заявила: «Ботта не имеет ни малейшего основания много о себе думать: когда он будет слишком важничать, то может отправляться туда, откуда пришел, так как мне дороже дружба тех, которые в прежние времена не оставляли меня, чем расположение его нищей королевы». Упоминание о дружбе могло относиться только к Шетарди, следовательно, Франция в предстоящей дипломатической борьбе получала заведомое преимущество.

Соперничество европейских держав определило ориентацию противоборствующих группировок, исходивших из различного понимания внешнеполитических интересов России. Одну «партию» возглавлял А.П. Бестужев-Рюмин, который выступал за союз с Австрией, Англией, Голландией и Саксонией, гордо именуя этот альянс «системой Петра Великого». Активным сторонником вице-канцлера в то время являлся его старший брат — талантливый дипломат Михаил Бестужев-Рюмин, состоявший в должности обер-гофмаршала. Другая группировка во главе с Лестоком ставила своей целью сближение России с Францией и Пруссией.

Бестужев— Рюмин и Лесток сходились только в том, что проявляли доверие и расположение к саксонскому посланнику С. Пецольду, которому могли жаловаться друг на друга. Поэтому его донесения живо характеризуют позиции обеих сторон, причем на основании первоисточника. Бестужев-Рюмин рассказывал Пецольду: «Недавно у государыни сделалась колика, как это с нею часто бывает; позван был Лесток, и чрез несколько времени ввели к императрице Шетарди, с которым у них было какое-то тайное совещание, а когда пришли министры, она начала им объявлять новые доказательства, почему дружба Франции полезна и желательна для России, стала превозносить Шетарди, его преданность и беспристрастие. Положим, что Шетарди предан и беспристрастен; но князь Кантемир (российский посол во Франции.- В.И.)пишет из Парижа в каждом донесении, чтоб ради Бога не доверяли Франции, которая имеет в виду одно — обрезать крылья России, чтоб она не вмешивалась в чужие дела: могу ли я после этого по долгу и совести быть за Францию? И не заслуживаю ли я вместе с братом сожаления, когда государыня, несмотря на мой прямой способ действия, слушается все-таки Лестока и Шетарди, которые для своих целей прибегают ко всяким неправдам и клеветам. Мне известно, что мое падение составляет цель некоторых лиц, но я полагаюсь на свое правое дело».