Для тогдашней жизни было правилом любое начатое или завершенное государственное дело отмечать торжественным богослужением. При этом царь лично провожал или встречал иконы, бывшие в походах или на переговорах с представителями других государств («на съездах»). Притом речь идет не только о делах внешних. Сам государь в своих походах против Яна Казимира и шведского короля имел почитаемые образы, а также «пелены» с изображениями святых и преподобных, («те все пелены были за великим государем… в Смоленском, и в Виленском, и в Рижском походах»). В единственном сохранившемся от 1670 года письме родным Алексей Михайлович писал: «А мы на Спасителеве деле, так же и всего нашего государства на великом смотре…» Царь придавал большое значение своевременному вручению воинским частям боевых знамен, на которых была как религиозная символика, так и иные изображения. Алексей Михайлович торопил мастеров, чтобы они изготовили знамена из отпущенных для этих целей тканей («дорог», «киндяков" и пр.). В день Богоявления обычно духовенство кропило святой водой знамена стрелецких войск.
С большой помпой были отправлены на «государеву службу» войска в Уфу и Казань 7 и 12 сентября 1669 года. Царь наблюдал, как ратные люди шли строем со знаменами, пушками, литаврами, барабанами и трубами. Двадцать девятого ноября 1672 года Алексей Михайлович встречал русское посольство, вернувшееся из Польши, и шел за образом Спаса, 8 и 11 декабря того же года он учинил смотр-провожание войск, направленных в Киев с князем Трубецким, а 31 января 1673 года государя можно было видеть на проводах ратных людей, уходивших служить на Дон.
Необычайным великолепием отличались приемы и отпуски иностранных послов. Существовала детально разработанная процедура, которой неукоснительно руководствовались в Посольском приказе и при царском дворе. Наиболее почетной считалась «встреча большая», когда посол иной страны мог видеть наивысшие знаки внимания. Соответственно этому обставлялись все этапы приема в царском дворце — приезд послов в Кремль, встреча у лестницы, на крыльце и так далее. Чем ближе к царским палатам, тем выше был ранг встречавших русских сановников. Неизменно высших почестей удостаивались послы «цесаря». Алексей Михайлович принимал заграничных дипломатов, сидя на «царском месте». К государевой руке допускали не каждого. Да и характер приема мог зависеть от состояния отношений России с тем или иным государством. Если о здоровье иноземного монарха царь спрашивал, вставая со своего места, то во время приема английских послов от Кромвеля Алексей Михайлович демонстративно не поинтересовался здоровьем протектора и не поднялся в знак приветствия. На аудиенциях бояре и другие «ближние люди" блистали золотыми цепями и роскошной одеждой. Полы, лестницы, стены помещений на пути следования почетных гостей покрывались дорогими тканями и коврами.
Конечно, год на год не приходился, и Алексею Михайловичу порой долго не встречались на приемах иноземные представители. Но в 1657 году «дневальная записка" зафиксировала приемы послов и посланников из Крыма, Речи Посполитой, Бранденбурга, Молдавии, не считая посланцев от Богдана Хмельницкого и калмыков, а также греческих духовных лиц и купцов. Рабочая часть переговоров обычно проходила в Ответной палате, где бояре и дьяки беседовали с послами, передавали им мнение царя и выясняли все интересующие русскую сторону вопросы.
Иностранные дипломаты пользовались в Москве обильным «кормом» и питием, их приглашали к богатому царскому столу перед отпуском на родину. Вручались также дары, от стола передавались кубки и ковши с горячительными напитками. При этом не обходилось без курьезов. Крымские послы порой воспринимали драгоценные сосуды с питием как подарки и прятали их за пазуху. Считалось неприличным отнимать эти предметы. И тогда нашли способ: крымцам посылали вместо драгоценных чаш их имитации из меди, для вида посеребренные или позолоченные.
Одним из самых пышных был прием грузинского царевича Николая Давыдовича и его матери, когда они решили отправиться из Москвы на родину. Прощальная аудиенция была дана царицей Марией Ильиничной для матери царевича Елены Леонтьевны. Присутствовали одни женщины сообразно принятому при дворе «чину», что было в то время чрезвычайно редко.