Исторические портреты. 1762-1917. Екатерина II — Николай II

Деспотизм и самодурство Павла увеличивались день ото дня, и Александр помимо воли становился участником той мрачной трагедии, которая разыгрывалась на глазах всей России.

Курс внутренней и внешней политики Павла вызывал острое недовольство в дворянских кругах, среди лиц, близких к власти. Постепенно складывалась оппозиция, зрел очередной дворцовый заговор. Мнительный Павел, чувствуя недовольство окружающих, начинал подозревать всех и вся. Вспомнилось, что Александр уже был его потенциальным противником в середине 90-х годов, и неизвестно, куда могла фантазия завести монарха-самодура в отношении к своему старшему сыну.

Противники Павла уже неоднократно предлагали Александру заставить отца силой отречься от престола и передать власть в его руки. Но Александр, внимательно выслушивая их, отказывался.

Однако содержание этих бесед с лидерами зреющего заговора — Паниным и Паленом — Александр отцу не передавал.

Н. Я. Эйдельман совершенно справедливо, на мой взгляд, предположил, что мартовский заговор 1801 г. зрел уже давно и что в центре этого заговора находился наследник престола. Это видится и в его письмах Кочубею и Лагарпу, и в упомянутых выше беседах с Чарторыйским, и в появлении вокруг Александра круга «молодых друзей», с которыми он уже в царствование Павла I вел, по существу, конспиративные разговоры о мерзостях павловской системы управления. Это видится и в проекте манифеста, который составил ему Чарторыйский и который получил полное подтверждение в цитированном выше письме Лагарпу от 27 сентября 1797 г.

С апреля 1797 г. тайные совещания цесаревича с «молодыми друзьями», графом Н. Н. Новосильцевым, графом П. А. Строгановым, князем А. Чарторыйским, стали систематическими, благо в то время двор перебрался на коронационные торжества в Москву и здесь, в суматохе празднеств, эти встречи были более безопасны. Кто были эти люди? А. Чарторыйский — мятежный польский аристократ, участвовал в восстании Костюшко и был интернирован в Россию. Виктор Кочубей являлся племянником канцлера А. А. Безбородко. Богач, аристократ. В 1792 г. он вернулся из революционной Франции с твердым выводом о закономерности происшедших во Франции перемен. До этого же Кочубей побывал в Швейцарии, Англии, изучал английское государственное устройство. Петр Строганов, сын знатного екатерининского вельможи, также проявил живейший интерес к французской революции. Она застала его в Париже вместе с гувернером-французом. Строганов часто посещал заседания Национального собрания, стал секретарем патриотического общества «Друзья закона», а в августе 1790 г. оказался даже членом клуба якобинцев. По настоянию Екатерины он был вызван в Петербург, а ездил за ним по настоянию напуганного отца родственник и друг семьи Николай Новосильцев, самый старший из «молодых друзей». В 1795 г. ему было 35 лет. И вот этим-то людям, размышлявшим о происходивших в Европе событиях, думающих о судьбах России, и открылся Александр в своих беседах и письмах.

Анализ бесед, обсуждавшихся программ в те годы приводит к мысли, что взгляды «молодых друзей» и самого Александра были весьма близки к взглядам умеренных декабристов, да и сами члены кружка по своему образованию, положению, месту в свете, наконец, по своей тяге к узкой конспирации, интеллигентской тайне напоминали титулованную часть декабристской фаланги. И все же, как это ни странно, наследник престола был левее своих осторожных друзей. Да, они выступали за обновление России, но постепенное, осторожное, без нарушения ее старого ритма. Они не разделяли стремлений цесаревича отказаться от трона. Сначала реформы, сначала встать во главе нации и совершить преобразования, а уже потом размышления о будущем. В одной из бесед Александр заявил: «Я действительно чувствую, что надо в первое время взять на себя бремя власти, но только для того, чтобы произвести преобразования».

Настроение кружка «молодых друзей» прекрасно выразила юная супруга Александра в письме к матери в августе 1797 г.: «Я, как и многие, ручаюсь головой, что часть войск имеет что-то на уме или что они, по крайней мере, надеялись получить возможность, собравшись, что-либо устроить. О! Если бы кто-нибудь стоял во главе их! О мама, в самом деле он (Павел. — А. С.) тиран».