Исторические портреты. 1762-1917. Екатерина II — Николай II

Сам Александр Александрович склонен был считать свое правление самым гуманным и просвещенным в истории династии Романовых. Искренне восхищаясь своим дедом, много перенимая из его политики, Александр III признавал, что в николаевскую эпоху царил произвол, который лишал самодержца широкой общественной поддержки. Но и желая сам обрести такую поддержку, царь в «державных» интересах постоянно нарушал законы собственного царства.

Исследователь царских тюрем за период 1762-1917 гг. М. Н. Гернет пришел к выводу, что режим для политических был самым тяжелым при Александре III, особенно с 1884 г., когда в Шлиссельбурге открылась «государева тюрьма». Весь мир в 1889 г. облетела весть о трагедии на Карийской каторге. Народоволка Н. К. Сигида за «оскорбление власти» (пощечина коменданту) подверглась наказанию розгами и в тот же день покончила с собой. В знак протеста приняли яд и несколько ее товарищей по заключению.

По свидетельству И. Н. Дурново, именно Александр III потребовал такого наказания каторжанке, наложив резолюцию: «Дать ей сто розог». «Постыдная деятельность виселиц, розг, гонений», — говорил о политике Александра III Л. Н. Толстой, имея в виду не только репрессии против революционеров.

Император вмешивался не только в дела государственных преступников, которые всегда держал под контролем. Он «корректировал» и приговоры по уголовным процессам. Главный военный прокурор светлейший князь А. К. Имеретинский жаловался на царские поправки к решениям суда, несообразные с юстицией. Так, Александр III «простил» офицера В. А. Жеребкова, застрелившего в ссоре товарища, «простил» корнета А. Бартенева, убившего актрису Висновскую. Царь руководствовался при этом не столько материалами следствия, сколько личным впечатлением. В деле Бартенева (которое легло в основу рассказа И. А. Бунина «Дело корнета Елагина») симпатии Александра Александровича оказались явно не на стороне жертвы: сочувствие его вызвал как раз преступник. Русский офицер, дворянин, полюбивший актрису Варшавского драматического театра, Бартенев не решился жениться на ней — польке, католичке, женщине достаточно легкого поведения. Но и разлюбить не сумел — как и сам император, он был из породы однолюбов. Подействовало на Александра III, по-видимому, и красноречие защитника Бартенева Ф. Н. Плевако — одного из лучших российских адвокатов. И вот одним росчерком пера царь круто изменил приговор: вместо 8 лет каторги Бартенев оказался лишь разжалованным в рядовые.

В 1881 г. возникло дело о злоупотреблениях на Петербургской таможне. Тесть К. П. Победоносцева А. А. Энгельгарт наряду с другими чиновниками был уличен в незаконных махинациях, нанесших убыток казне. Но по велению императора Энгельгардт был отдан на поруки Победоносцеву (под залог в 50 тыс. рублей, которые тот так и не заплатил), а само дело прекратили. Слух о вмешательстве императора в дело родственника обер-прокурора Синода быстро распространился в обществе, как бы подтверждая, что законы в самодержавном государстве пишутся не для всех. Александр III не раз предоставлял подданным подобные доказательства того, что независимого суда при неограниченной монархии быть не может.

Понимая, насколько важно выглядеть в глазах подданных справедливым, Александр III иногда по-своему пытался быть объективным, невзирая на лица. Когда вскрылись серьезные злоупотребления бывшего министра внутренних дел Л. С. Макова, Александр III приказал предать суду и его, и ряд высокопоставленных чиновников. И настолько страшным показалось им это решение царя, что некоторые из обвиняемых так и не захотели дожидаться суда. Маков застрелился, С. С. Перфильев (правитель канцелярии министра внутренних дел) покушался на самоубийство.