Исторические портреты

   — Поезжай на Чёрное море, загляни обязательно на «Двенадцать апостолов». Меншиков безмерно его хвалит.

Впервые великий князь выходил в море на 120-пушечном корабле. Без суеты, главное, в считанные мгновения разбегаются по вантам и реям матросы, распускаются десятки парусов. «Двенадцать апостолов» ложится на заданный румб. На воде играют яркие блики от заходящего, прямо по курсу, солнца.

   — Позвольте, ваше высочество, сыграть тревогу? — спросил командир.

   — Конечно! — не раздумывает Константин, и в ту же минуту барабанная дробь заглушила все звуки.

С момента тревоги не прошло и минуты, а уже откинуты порты, раскреплены пушечные станки, матросы схватились за канаты-тали, передвигают орудия к борту, разбирают разные принадлежности, проворно подносят картузы в кокорах.

Великий князь в заметном смущении. Ничего подобного на Балтике он не видел. Константин поманил мичмана.

   — Как славно управляются ваши канониры. В чём причина высокой выучки?

Мичман внутренне весьма польщён царственным вниманием, но вида не показывает. Довольно спокойно он достаёт из-за обшлага вчетверо сложенный лист бумаги и разворачивает его.

   — Ваше величество, извольте взглянуть. Сие подробная инструкция каждому номеру орудийной прислуги. Матросы лишь добросовестно исполняют, что предписано. Само собой, сие достигнуто неустанными тренировками.

   — Сие весьма поучительно, такого на Балтике я не видывал, — удивился Константин перед отъездом в Петербург.

Великий князь восхищался выучкой экипажа, не подозревая, сколько сил и энергии вложил в его выучку высокоэрудированный, мыслящий не по шаблону командир.

Ещё в 1830 году он под руководством Лазарева участвовал в составлении брошюры «О сигнальных флагов». Корнилов стремился расширить кругозор у молодых офицеров. Это ярко проявилось в его участии в обновлении Севастопольской морской библиотеки. В феврале 1843 года он был избран в комитет директоров, а в самом комитете нёс обязанности секретаря-казначея. Корнилов с энтузиазмом взялся за дело. Уже летом 1843 года стали заметны первые сдвиги в деятельности библиотеки. «Старая библиотека переменила свою гробовую физиономию — всегда почти полна офицерами», — отмечал Корнилов.

Артачились адмиралы, требуя доставлять себе книги на дом.

«Казалось бы, что адмиралам в заведении этом не следовало бы и гнаться за собственными выгодами, — возмущался Корнилов в письме Лазареву, — кому же, как не высшим, думать об этой молодёжи, брошенной сюда за тысячи вёрст, от своих родных и знакомых, и которая, не имея книг, поневоле обратится к картам и другим несчастным занятиям... Но что же делать, когда у нас на Руси не созрело понятие общего блага, общей пользы. Горько признаться, а оно так. Всякий думает только о собственных своих выгодах, о собственном своём чине».

Корнилов сам выписывал пушкинский «Современник», «Художественную газету», увлекался историей, археологией. Известно его дружелюбие с К. Брюлловым и И. Айвазовским. Корнилов не оставался в стороне и от общественной жизни.

«Нигде Россия столько не нуждается в людях благомыслящих и образованных, — писал он, — как в основе благосостояния государства по разным отраслям внутреннего управления. Но время всё сделает, его не остановишь и не придашь ему рыси». Высказывал своё мнение и о внешней политике царя. «Большая часть наших заморских затей — колоброд; нам слишком много дела дома! Чтобы пускаться в океан-море, надо выстроить крепкое судно и дать ему надёжное вооружение, а то первый шквал — и все планы рушатся. Что в шёлку без рубахи?» И в то же время понимал безнадёжность высказывать свои взгляды окружающим. «О политике я никогда ведь ни гугу, не тронь г...» — писал он в одном из писем.

Как и задумал Николай I, вскоре после сына наведался на Чёрное море.