Исторические повести

Но когда Гавриил немного погодя осмелился поднять глаза, он с безмерным удивлением увидел, что лицо Агнес не выражает ни гнева, ни презрения. Правда, она немного побледнела, но лицо ее оставалось спокойным, взгляд, который она обратила на Гавриила, был полон нежного участия.

Расскажите мне о своей жизни, — сказала Агнесс тихо.

О моей жизни? — воскликнул Гавриил с удивлением. — Что мне еще о ней рассказывать? Вам уже известно, кто я и чего стою. Я полагал, что у вас нет ни малейшего желания что-либо еще узнать о таком человеке, как я.

Агнес серьезно покачала головой.

По тому, что мне известно о вашей жизни, я совсем не могу судить, кто вы и чего вы стоите. Вы ведь не какой-нибудь заурядный человек, о всей жизни которого можно рассказать в двух-трех словах. Говорите что хотите, но я пока остаюсь при убеждении, что

вы стремитесь унизить себя в моих глазах. Расскажите мне все, тогда я сама увижу, что мне думать о вас. Или вы скрываете какую-нибудь тайну и боитесь предательства с моей стороны? У вас нет доверия ко мне?

Я никакой тайны не скрываю.

Отчего же тогда вы не хотите удовлетворить мое любопытство? — настаивала Агнес. — Вспомните, вы же сами вызвались быть моим слугой и обещали повиноваться мне. Разве вы уже забыли, что я — строгий юнкер Георг фон Мённикхузен, который не потерпит

непослушания и упрямства своего слуги.

Что правда, то правда, — улыбаясь, сказал Гавриил. — Каждый хозяин вправе требовать от слуг, чтобы те докладывали ему о своих проделках. Так выслушайте же, юнкер Георг, если у вас хватит терпения, скучную повесть о жизни вашего верного оруженосца Габриэля.

Агнес, покраснев от радости, кивнула головой, скрестила руки на коленях и приготовилась спокойно слушать.

Гавриил начал рассказывать.

— Двадцать восемь лет тому назад, за десять лет доначала великой Ливонской войны, жил в долине реки Ягала, пониже большого водопада, всем известный охотник и рыболов, по прозванию оруский Юхан, со своей женой и единственной дочерью. Несмотря на то, что оруский Юхан считался крепостным монастыря Бригитты, жил он как вольный человек, выплачивал еженедельно монастырю свою крепостную дань дичью и рыбой. Но остальную, большую часть своей добычи он продавал в Таллине, привозил оттуда нужный крестьянам товар и стал мало-помалу зажиточным человеком. Он свободно говорил по-немецки, умел читать и писать, а если требовалось — умел и обсчитать таллинских купцов, которые, тем не менее, его очень ценили. Шла молва, что у него в устье реки спрятано небольшое судно, на котором он плавал в Финляндию торговать. Зная, что он богат, многие давно советовали ему выкупиться из крепостного состояния. Оруский Юхан не отвечал на это ни «да» ни «нет», только отмахивался рукой и давал понять, что дожидается лучших времен. Нужно еще сказать, что он был хороший семьянин и нежно любил жену и дочь.

Однажды на хуторе Ору появился неизвестный юноша, не говоривший ни по-эстонски, ни по-немецки. Он предложил Юхану золотую монету и знаками попросил приютить его на несколько дней. Юхан от денег отказался, но пришельца принял, так как видел по его лицу, что несчастный смертельно устал. Юноша был одет как русский крестьянин, но по белому лицу его и учтивому обращению было видно, что он не простой крестьянин. Отдохнув несколько дней, пришелец снова знаками попросил Юхана взять его к себе в работники. И эту просьбу Юхан исполнил и ни о чем юношу не стал расспрашивать, только попросил его назвать свое имя. Человек ответил: «Гаврило», и Юхану этого было достаточно. Гаврило остался в усадьбе Ору, охотно и весело исполнял свою работу и удивительно быстро научился эстонскому языку. О своей прежней жизни он никому ничего не говорил. Оруский Юхан ни о чем не спрашивал, а когда другие заводили об этом речь, Гаврило отмалчивался. Вначале по его виду заметно было, что его гнетут тяжелые воспоминания: он по временам становился грустен и втайне проливал слезы. Но постепенно печаль его прошла, и Гаврило, казалось, примирился со своей новой жизнью. Произошло это потому, что между ним и дочерью хозяина, Маали, зародилась любовь.