Исторические происшествия в Москве 1812 года во время присутствия в сем городе неприятеля

Спустя три недели после вступления Наполеона в Москву он приказал 3000 унтер-офицерам со всей армии отправиться во Францию в качестве строевых кадров для армейского пополнения[499]. Большинство генералов, офицеров и т. п. использовали эту возможность, чтобы отправить свои ценности, присвоенные ими в России, с этим, как они считали, надежным сопровождением во Францию. К обозу присоединились все, кто дошел из-за границы вместе с армией до Москвы, – прислуга, маркитанты, вообще все пришедшие добровольно, не желавшие долее оставаться и собиравшиеся покинуть Россию. Наконец, к обозу решили присоединиться некоторые французы, итальянцы и другие иностранцы, прожившие многие годы в России, надеясь в этом случае выехать за русскую границу без паспортов. Так собрались многие сотни повозок всех родов, обоз был необозримо длинным.

Однако их надежды были жестоко обмануты, потому что весь обоз попал в руки казакам, которые при сем случае захватили несказанные сокровища разного рода. В особенности много им попалось слитков серебра из переправленной церковной утвари, которую грабители церквей велели переплавить в слитки ради удобства перевозки. Многие москвичи обогатились при этом, добавляя при переплавке в чистое серебро другие металлы, так что они возвращали эквивалент переплавленной утвари по весу, но не по ценности. Никто при этом не мог заподозрить обмана, ибо на словах они выказывали себя горячими приверженцами французов.

Из поехавших с обозом жителей Москвы многие вернулись затем обратно в самом жалком состоянии, больные, едва одетые, – в таком бедственном виде, что большинство из них вскоре умерли. Эта печальная участь постигла особенно французских дам, обращение с которыми казаков было далеко от галантного. Я при этой оказии приобрел дойную корову, которая дала мне больше, чем принесли бы 1000 рублей денег.

Это приобретение случилось так: еще в первые дни, когда всеобщий грабеж еще не был разрешен, ко мне пришел купец по фамилии Ларме[500] – который также пользовался покровительством офицеров, квартировавших у него, – и спросил, не хочу ли я купить в складчину двух коров, которые кто-то хотел продать по 80 рублей, потому что боялся, что их отнимут у него силой. Он думал забить коров и поделить мясо напополам, частью чтобы съесть свежим, частью для засолки. Я дал ему 40 рублей и посоветовал сначала забить не обеих, а только одну корову, чтобы у нас и позже было свежее мясо. Это его убедило, но он попросил отвести еще не забитую корову в мой дом, потому что у него не только не было корма, но и никого, кто мог бы смотреть за скотиной. Я согласился, и в ту же ночь он привел корову, а на следующий день несколько пудов парного мяса, с которым я обходился очень экономно, и все же вскоре оно закончилось.

Вскоре начался повальный грабеж, я не осмеливался, как уже упоминал, выходить из дома не чувствуя, что призван к этому. Я не видел и не слышал ничего о Ларме, пока он однажды не пришел сам и не извинился, что принес так мало парного мяса, хотя мне полагалась половина коровы. Его квартиранты присвоили себе все, что оставалось, – то же случилось бы, вероятно, и с другой коровой, если бы мы сейчас ее забили. Посему он оставлял на мое усмотрение, забить ли находящуюся у меня корову в моем доме и отдать ему столько парного мяса, сколько я от него получил, или оставить корову живой.

Между тем обстоятельства с этой коровой сложились гораздо благоприятнее. Когда ее привели на двор, одна старуха сказала, что хочет попробовать, не дойная ли еще корова, потому что она, похоже, незадолго до того отелилась. Попытка удалась, хотя получилось надоить молока объемом не более пивной кружки. Впоследствии благодаря хорошему уходу и кормежке молока стало больше. Для меня это было величайшей находкой, потому что по многолетней привычке из всех блюд и напитков желанней всего мне была чашка кофе, но я должен был от него отказаться, коль скоро не мог пить кофе без молока.

Мне представилась и возможность оказать услуги доброму комиссару, который стольким любезно услужил нам. Он жил, как я уже заметил, напротив нас, так же питался почти исключительно кофе и, как и я, находил его вкусным только с молоком, поэтому я честно делился с ним тем молоком, которое корова ежедневно давала.