Исторический роман

При анализе "предистории" исторического романа надо отбросить реакционно-романтическую легенду, будто эпоха просвещения лишена была какого бы то ни было чувства и понимания истории и что только Эдмунд Борк, Жозеф де Местр и прочие враги Французской революции впервые обрели "исторический дух". Достаточно указать на выдающиеся исторические исследования Монтескье, Вольтера, Гиббона и других, чтобы сразу же показать истинную цену этой легенды.

Мы считаем, однако, необходимым точнее определить особый характер исторического мышления до Французской буржуазной революции и после (нее, так как это покажет нам яснее, на какой общественной к идеологической почве мог возникнуть и возник исторический роман.

Исторические сочинения эпохи Просвещения были в своей главной линии идеологической подготовкой революции 1789 года. Историческая концепция просветителей, во многих отношениях чрезвычайно глубокая и позволившая извлечь из забвения много новых фактов, в том числе и общественных отношений прошлого, служит, однако, прежде всего для того, чтобы доказать "неразумность" феодально-абсолютистского строя, необходимость его свержения и вывести из опыта предшествующей истории те принципы, с помощью которых можно создать новое "разумное" общество, "разумное" государство. Это объясняет, в частности, почему средоточием исторической теории и практики Просвещения является античное общественное устройство: поиски причин, которые привели античное государство к величию и падению, было одним из важнейших теоретических приготовлений к грядущему преобразованию современного общества.

Это относится в первую очередь к Франции, идейно передовой стране в период воинствующего Просвещения. Несколько иначе обстояло дело в Англии.

В XVIII столетии Англия переживала глубочайший экономический переворот: то было время, когда завершалось создание социально-экономических предпосылок промышленной революции. Но с политической точки зрения Англия уже вошла в послереволюционный период. Поэтому в теоретическом освоении буржуазного общества, в критике этого общества и выработке принципов политической экономии элементы конкретного подхода к истории именно как истории играли здесь большую роль, чем во Франции. Но в общем сознательность и последовательность проведения исторической точки зрения и здесь встречается лишь эпизодически. В теоретической экономии конца XVIII века подлинно преобладающее значение имел Адам Смит; Джемс Стюарт, который ставит проблемы буржуазной экономики гораздо историчней и занимается исследованием самого процесса возникновения капитала, очень скоро был предан забвению. Маркс определяет различие между обоими экономистами следующим образом:

"Его (Стюарта.-Г. Л.) заслуга в определении понятия капитала состоит в указании того, каким образом происходит процесс отделения условий производства, как собственности определенных классов, от рабочей силы. Его очень занимал процесс возникновения капитала и, хотя он не дал себе прямого отчета в его экономическом значении (подчеркнуто мной.-Г. Л.), он смотрел на него как на условие существования крупной промышленности. Он изучал ход этого процесса особенно в земледелии. Возникновение мануфактурной промышленности, как таковой, правильно изображается им как следствие этого процесса отделения в земледелии. У Адама Смита этот процесс отделения предполагается уже законченным"[1].

Непонимание подлинного значения исторического мышления, уже наличествующего в практике, непонимание того, что призвание исторического своеобразия, инстинктивно подмеченного непосредственно в современности, может быть обобщено, — эти черты ограниченности характеризуют также и то место, какое занимает в истории интересующего нас явления английский общественный роман XVIII века. Этот роман показывает, что внимание писателя уже направлено на конкретный (т. е. исторический) смысл места, времени, социальных условий и т. д., что вырабатываются литературные средства для реалистического изображения пространственно-временного (т. е. исторического) своеобразия людей и человеческих отношений. Но это совершалось, как и в экономической теории Стюарта, в силу реалистического инстинкта; до действительного понимания истории как процесса и исторического прошлого, как конкретной предпосылки для современного общества ни искус ство, ни экономическая наука в целом тогда еще не поднялись.

Лишь в конце эпохи Просвещения задача художественного изображения прошлых времен начинает выдвигаться как центральная литературная проблема. Это произошло в Германии.