Историческое подготовление Октября. Часть I: От Февраля до Октября

Большевики, объединенные интернационалисты и группа Мартова. Они поставили собранию на вид, что организаторы похода против Чернова те же самые негодяи, которые пустили в оборот клевету против Ленина, Зиновьева, Каменева и Коллонтай. Но разница та, что эсеры и меньшевики до сих пор пальцем о палец не ударили, чтоб обличить и разрушить гнусный клеветнический заговор против Ленина; наоборот, своим рассчитанным молчанием или двусмысленными оговорками они питали и поддерживали клевету, тогда как большевики единодушно выступили на защиту Чернова и потребовали, чтоб он, не сдаваясь перед кадетскими домогательствами, оставался на своем посту. В борьбе против натиска контрреволюции большевики защищали Чернова несравненно более энергично, чем эсеры, крестьяне и меньшевики. Это объясняется не нашими «симпатиями» к Чернову, а потребностями борьбы против контрреволюции. Сбитые с толку эсерами крестьянские депутаты выдают своих собственных вождей. Революционные рабочие депутаты, не считая крестьянских вождей своими, защищают их, однако, со всей революционной решительностью. А когда придет час, рабочие будут проливать свою кровь за интересы крестьянской бедноты в открытой борьбе против тех клик, которые сегодня вытеснили Чернова, а завтра собираются открыто и целиком прибрать к своим рукам власть. И мы не сомневаемся в том, что крестьянская беднота вынуждена будет вскоре понять, что спасение – в нашей тактике, а не в тактике Черновых.

«Рабочий и Солдат»[162] N 2, 25 июля 1917 г.

Л. Троцкий. «РЕВОЛЮЦИЯ В ОПАСНОСТИ!»

Революция в опасности – с той именно стороны, с которой ей только и может грозить опасность: со стороны контрреволюции. Все разговоры о том, что контрреволюция может войти и входит на деле через «большевистские ворота», лишены всякого реального содержания. Самое большее, они могут означать, что контрреволюция всегда готова использовать те или иные ошибки революционной партии. Но суть дела все-таки в самой контрреволюции, в ее классовом составе, в ее интересах, планах и силах.

Контрреволюция – это, прежде всего, монархия, бюрократия – светская и духовная, старое офицерство, дворянство, монастыри, наконец, империалистическая буржуазия и родственная ей европейская дипломатия. События 3 – 5 июля не создали контрреволюции: они только вскрыли ее. Слепцы и полуслепцы вынуждены были увидеть, что подлинная опасность грозит революции справа, со стороны тех реакционных сил, социальное могущество которых еще не подорвано революцией и которые надеются вернуть себе и политическую власть.

И первое Временное Правительство и второе, коалиционное, главную свою задачу видели в том, чтобы «довести страну» до Учредительного Собрания. До его созыва откладывалось разрешение всех основных вопросов, породивших революцию. Именно эта политика уклончивости и выжидания обостряла неотвратимо внутренние противоречия и вела к грозному кризису – задолго до созыва Учредительного Собрания.

«В принципе» считалось, что Россия станет республикой. Но Временное Правительство не решалось провозгласить республику и сделать из этого все необходимые выводы в области сословий, титулов и пр.

Сам глава правительства продолжал подписываться князем и официально сохранил за Романовыми титул великих князей и княгинь. Таким образом, государственная форма оставлялась под знаком вопроса. В то же время перспектива провозглашения республики Учредительным Собранием должна была побудить монархические элементы напрячь в остающиеся месяцы все силы и при первом подлежащем случае сыграть ва-банк.

Лозунг передачи помещичьей и пр. земли народу получил официальное полупризнание. Но из этого лозунга не было сделано никаких выводов в смысле приступа к немедленной ликвидации помещичьего землевладения и фактического обеспечения за народом права на землю. Наблюдая продолжавшееся хозяйничанье помещиков и помещичьей администрации на местах, крестьяне не могли преисполниться отвлеченного доверия к спасительной силе довольно далеких от них центральных органов революции. Это создавало почву для хаотических захватов и разгромов, с одной стороны, для черносотенной демагогии – с другой. А помещики получили не только грозное предостережение, но и значительный срок – до Учредительного Собрания, – чтобы мобилизовать свои силы против опасности и, если окажется возможным, выбить революцию из седла.

То же самое наблюдалось и во всех других областях. Провозгласив сверху принцип демократии, оставили на местах реакционных чиновников и судей. Правительственный аппарат стал в огромной степени орудием сплочения противу-революционных сил или их прикрытием. Это чудовищное противоречие ощущалось с удвоенной остротой народом, на теле которого еще не зажили язвы от цепей царизма. Вместе с тем контрреволюционная бюрократия, и черносотенная и кадетская, торопилась всесторонне использовать свои официальные позиции для «срыва» революции.