Историческое подготовление Октября. Часть II: От Октября до Бреста

Под влиянием этих же событий, Петроградский Совет нашел в себе силу и решимость поднять знамя восстания, 9/10 заслуги которого принадлежат вам, окопники, и крестьянам, бравшим помещичью землю в свои руки, не дожидаясь Учредительного Собрания. Голос окопов, голос крестьянской бедноты, которую 8 месяцев морочили землею, направлял наши шаги. Как только мы взяли власть, нашим первым словом был декрет о мире. Через головы всех дипломатических канцелярий мы объявили желание народа. Если этот декрет не привел к немедленным практическим шагам, то это вина Керенского и Каледина, которые пытались взять Петроград, вина армейских комитетов, посылавших нам телеграммы, где говорилось, что декрет – преступление, и что он будет отвергнут всей армией. Мы не боялись верхушек армейских организаций, находившихся под духовным ярмом буржуазии. Под этой тонкой скорлупой мы видели толщу трудового народа, не знавшего другого желания, кроме мира. Правые эсеры и меньшевики обвиняли нас в том, что мы не пытались войти в соглашение с союзниками. Тайные документы показали, как отвечали союзники на учтивые мирные предложения коалиционного правительства. Союзники давали нам деньги, но только для войны; деньги возвращались натурой, и можно высчитать, сколько фунтов стерлингов или долларов платили союзники за каждую солдатскую голову. При наступлении приходило больше денег, при желании мира мошна туго затягивалась. Правительство коалиции, прикованное золотою цепью к союзному капиталу, писало Ллойд-Джорджу в то время, когда низы требовали мира: «Не беспокойтесь, это – временное замешательство с кучкой крайней оппозиции. Мы ее сломим и еще туже натянем узду дисциплины». Когда мы требовали опубликования тайных договоров, нам отвечали, что это демагогия, и что мы сами не осмелимся их опубликовать. И вот мы, бывшие маленькой оппозиционной партией, став у власти и получив ключи от шкафов, приводим в исполнение свое обещание. Ведь русские солдаты, видя пять трупов, знали, что, может быть, один погиб за независимость русского народа, а четыре – за барыши лондонской биржи. Нас пугали новыми войнами, – мы не боялись и не верили в их возможность. Как призовет французское правительство своих солдат на борьбу с нами, что скажет оно им? Не то ли, что русский народ изменил кровавым договорам, что он говорит: «меня они больше не связывают, и я предлагаю другой договор, в основе которого будет соглашение трудящихся всего мира»? И мы оказались правы – война не объявлена нам. Ведь и немецкие и французские солдаты, когда извлекут свои договоры, найдут в них то же самое – тот же цинизм, те же грабительские аппетиты.

Не оправдалось пророчество буржуазии и правых эсеров с меньшевиками и тогда, когда они говорили, что даже правительства врагов не будут вести с нами переговоров. – Не милости идем мы просить, сказали мы. Мы поставим их перед фактом. Мы поставим их перед лицом окровавленной армии, перед необходимостью отвечать нам не шифрами, а простыми ясными словами. Через окопы мы бросили призыв, и германское правительство было вынуждено пойти на переговоры с Советской властью – властью революционного народа. Это уже есть капитуляция германского кайзера. Победить, это значит – сломить замыслы врагов и увести войска в тыл для внутренней работы. Германия расширила свою территорию, разбросала свои войска; у нее прекрасно организованный голод – но голод; под внешним блеском ее побед скрывается тупик, безвыходность. Товарищи, мы не утаили ни одного слова, ни одного заявления ни нашего, ни наших союзников. Наша делегация держится не просителем, – мы себя так нигде не чувствовали, потому что мы совершили революцию. Наше международное положение политически и морально высоко. Заслуга русского народа в том, что он – самый отсталый, малограмотный – смог в этих условиях войны найти в своей душе запасы энергии и силы, чтобы поднять знамя восстания. Здесь, на нашей земле, обагренной кровью тысяч трудового народа, мы воздвигнем новый порядок; отсюда мы предлагаем всем народам: давайте, по-солдатски, по-мужицки, поговорим о мире. Этим мы привлекли к себе сердца всех. Сейчас мы, играющие революционную роль, сильнее пред лицом Германии и других народов, чем тогда, когда были в жалкой роли данников союзного капитала. Вот в чем наша сила, и вот почему союзные империалисты от угроз перешли к переговорам.