Историчка

Елена Алексеевна шла по лестнице с огромной стопкой книг в руках. От напряжения ее лицо покраснело, отчего казалось еще более смешным и нелепым. Путь ей предстоял нелегкий: библиотека располагалась на первом этаже, а кабинет истории - на третьем. Конечности женщины просто изнывали от тяжести, казалось, еще немного, и она уронит свою ношу к великой радости наблюдающих школьников, готовых в любой момент осмеять нелюбимую учительницу.

Неожиданно Соколова почувствовала облегчение, словно кто-то бережно схватил ее под руки. Сначала женщина подумала, что физкультурник крайне обнаглел и, решив не ограничиваться сальными шуточками, перешел к действиям. Историчка повернула голову и замерла… Гия Арчилович! Несчастная не могла произнести ни слова и была готова провалиться сквозь землю, но молодой коллега спас ситуацию:

– Вам помочь?

– Не помешало бы, - робко ответила Елена Алексеевна.

Гия Арчилович забрал у женщины книги и, одарив коллегу ослепительной улыбкой, спросил:

– Куда отнести?

– В кабинет истории… Ой, - спохватилась Соколова. - Вы же у нас недавно, всего не знаете. На третий этаж, направо от лестницы.

Дорога продолжительностью в два этажа показалась учительнице вечностью. Книги были достаточно весомые, поэтому Гия Арчилович молчал, но, когда коллеги очутились перед дверью кабинета, музыкант заговорил:

– У вас сегодня сколько уроков?

– Пять, - прошептала женщина, и щеки ее залились стыдливым румянцем.

– Отлично. У меня тоже, - молодой человек снова улыбнулся, а Елена Алексеевна смущенно опустила глаза. - Мы могли бы прогуляться после работы и поболтать. Как вы знаете, я здесь недавно, и мне хочется как можно больше узнать о жизни школы.

Историчка утвердительно кивнула. Слов у нее не было.

С тех пор Елена Алексеевна и Гия Арчилович часто гуляли вместе после уроков. Он провожал ее до дома и крепко пожимал на прощание руку, словно верному товарищу. Так прошел месяц. Безусловно, она мечтала о большем, но понимала, что такой утонченный красавец никогда не удостоит вниманием неприметную женщину с бесцветными глазами, редкими волосами и огромными мужицкими стопами. Соколова была благодарна судьбе даже за эти прогулки: так она имела возможность любоваться одним из прекраснейших сыновей грузинского народа и ловить жадным взглядом отблески солнца, беснующиеся в его черных волосах.

В один из дней, подходя вместе с Гией Арчиловичем к родной хрущевке, Елена Алексеевна заметила свою мать, выходящую из подъезда, и не на шутку перепугалась. Но отступать было некуда: пенсионерка тоже увидела дочь и от удивления чуть не выронила из рук старую хозяйственную сумку. Соколова-старшая никак не ожидала увидеть свою наследницу в компании мужчины, а уж тем более столь молодого и красивого!

– Мама, познакомься, это мой коллега, Гия Арчилович, - пролепетала учительница, сравнявшись с матерью.

– Очень приятно, - сухо сказала женщина и пошла по своим делам, даже не остановившись.

– Похоже, она не в духе, - заметил грузин, когда матушка его спутницы скрылась между домами.

Вечером Елену Алексеевну ждал очередной скандал. Мать размахивала руками и кричала так, что в недрах румынской стенки дребезжал хрусталь.

– Ишь чего удумала! - корила дочь пожилая женщина. - Еще бы в детском саду себе жениха искала! Помоложе не нашлось?

– Но мама, ему уже двадцать три… - робко оправдывалась историчка. - И он не жених… Он… просто… просто коллега…

– А тебе уже тридцать, старая дева, не забывай! - старуха вытерла полотенцем взмокший лоб. - Коллега! Видела я, как ты на него смотрела! Это ты для него - коллега! Ишь губу раскатала, не про твою честь жених.

Елена Алексеевна отвела в сторону глаза, полные слез. Она знала, что мама права, и ей не стоит надеяться на взаимность Гии Арчиловича. Женщина обреченно поплелась в свою комнату, там она села за письменный стол, включила ноутбук и надела наушники. И растворилось ее бескрайнее горе в нежной и грустной музыке, исцеляющей душу и наполняющей пространство вокруг себя, как если бы свет мог найти свое воплощение в звуках.

Приближался Новый год. Ночами столбики термометров опускались ниже сорока градусов, днем же из-за облаков выглядывало яркое солнце, дарующее слабую надежду на неизбежное лето. Но, стоило светилу ненадолго скрыться из виду, как мир снова погружался в беспросветную тоску, характерную для мрачной и холодной Сибири.