Истории без любви

Весь этот неестественно длинный день они были вдвоем, хотя и на людях. Только на час их разлучили события там, в просторном конференц-зале чужого института, где проходила защита.

Микрофон, как всегда по «закону подлости», отказывал в самый неподходящий момент. И хотя Леся Дейнеко сидела в первом ряду, она могла расслышать лишь отдельные слова из Женькиной речи. Дома не раз и не два, тренируясь, он произносил вступительное слово. Получалось довольно внушительно. Но здесь, в зале, перед длинным столом, за которым монументально-значительно восседали члены ученого совета, ее Женька, неторопливый, основательный и невозмутимый с виду, был тюфяк тюфяком.

Иногда неведомые контакты срабатывали. И тогда голос соискателя звучал убежденно и уверенно. Какой-то седовласый человек, рослый и подтянутый, все время то выходил из зала, то возвращался. Стараясь не скрипеть креслом, он осторожно садился рядом с Лесей. Когда микрофон отказывал и речь Евгения вновь превращалась в неразборчивое бормотание, Леся слышала, как этот человек говорил самому себе: «Нет, не понимаю. Все равно не понимаю...»

Наконец, страдания Евгения кончились. И он, взмокший, усталый, какой-то неведомый ей, отстраненный, пошел со сцены. Незнакомый сосед торопливо встал, вновь вышел из зала, и Женя с облегчением опустился рядом с ней, отчаянно заскрипев креслом. «Ну как?» — успел спросить он. Леся только собиралась ответить, как энергичным, спортивным шагом к трибуне подошел оппонент. Он привычно щелкнул по микрофону. На секунду в динамиках раздался протяжный вой. Но потом они исправно и гулко повторили многозначительное «гм... гм...» оппонента. Говорил он минут десять. Не больше. И все в этой речи было для Жени и Леси отрадным. Не раз и не два звучали такие слова: «Работа на уровне самых передовых мировых стандартов», «потенциал для солидной докторской диссертации», «весомый вклад в развитие данной области науки». И Леся видела, как от этих определений расслабляется, словно обмякает, ее Женька. Бывший сосед опять вернулся в зал. Только теперь почему-то прошел прямо на сцену и уселся во втором ряду президиума. Он внимательно слушал оппонента. И хотя микрофон уже работал без перебоев, разнося по залу уверенную речь выступавшего, Лесе вдруг показалось, что она вновь услышала недоуменное бормотание: «Нет, не понимаю. Все равно не понимаю».

Потом были другие выступления. В них тоже прозвучало немало лестных слов в адрес соискателя. Но были они краткими, сжатыми. И вряд ли Женя пришел в себя, а уже настала пора вновь подниматься на сцену. И опять, Леся даже не заметила, когда седовласый незнакомец вновь очутился в соседнем кресле. На этот раз он не бормотал себе под нос, а внимательно слушал Евгения. А тот по установившейся традиции благодарил за внимание ученый совет, оппонентов, директора института и непосредственного руководителя — Шефа.

Защита прошла единогласно, ни одного черного шара. В коридоре ребята из отдела шумно поздравляли Женю и Лесю. И среди возгласов: «Силен, старик!», «А мы что говорили?», «Держался молодцом!» — вдруг прозвучал непривычно чинный голос:

— Искренне поздравляю, Евгений Александрович! Все прекрасно. Особенно радостно мне было узнать, что у такого прославленного ученого, как академик Патон, такие талантливые ученики. Работа бесспорна. Но мне хотелось бы поговорить с вами поподробней. Обсудить кое-что. Я понимаю, вам сейчас не до меня. Но будет время...

Когда он с достоинством отошел, Леся спросила шепотом:

— Кто это?

И так же шепотом Женя пробормотал:

— Противник помер один.

— Тот самый ученый секретарь?

— Тот самый...

Оркестр, наконец, удалился на перерыв. Пустовавший банкетный стол вновь обрастал размявшимися, хорошо поработавшими людьми. Официанты потянулись из кухни, разнося кофе и мороженое.

Шеф произнес тост за преданность делу и твердость в пути, проявленные не только дорогим Женей Дейнеко, но и его очаровательной спутницей. Сложному и тонкому искусству тамады он научился у своих многочисленных кавказских друзей.

Евгений слушал его и думал: «Да полно! Неужели этот искусно витийствующий застольный оратор — сдержанный, едкий Шеф, с которым я спорил не раз и не два, на кого обижался, кто отчитывал меня, как мальчишку, и к кому я бросался за помощью в самые отчаянные минуты последних лет?»

Он быстро обвел глазами присутствующих. И лицо Вали Белогуренко привлекло его внимание. Удивительное сочетание обиды, радости и необычайной горечи отражалось на нем. Валя тоже внимательно слушал Шефа и думал: «Пять лет назад, только четче и короче, Шеф высказал ту же мысль на моем банкете. А потом заставил совершить «крутой вираж». Может быть, Шеф был прав, этого требовали интересы дела. Но что из того? Почему я должен был бросить свою тему и начать другую? Где гарантия, что завтра Шеф не потребует того же от Дейнеко? И как в подобной ситуации поведет себя Евгений? Скорее всего повернется и уйдет. Он парень крепкий. Но ведь и в нем тоже необычайно развито чувство долга или чего-то другого, чему нет названия. И Шеф это знает».