— Ты не понимаешь, Арараги-кун? Этот ребёнок, её здесь нет. Ни здесь, ни где-либо ещё. Хачикудзи... Хачикудзи Маёй-тян, да. Она... Она уже умерла. Потому это не нормально, она не одержима странностью, она сама странность...
— И что с того?! — крикнул я.
Крикнул прямо Сендзёгахаре.
— Тут все не нормальные!
— …
И я, и ты, и Ханэкава Цубаса.
Ничто не вечно.
И тем не менее.
— Ой, Арараги-сан, больно.
Хачикудзи заизвивалась в хватке моих рук. Я сам не заметил как слишком сильно сжал её плечи и больно оцарапал ногтями.
Больно.
А затем она продолжила:
— Н-но, Арараги-сан. Сендзёгахара-сан сказала ведь. Я... я...
— Тихо!
Что бы она не сказала, Сендзёгахара всё равно не сможет услышать.
Слышу лишь я.
Но она даже с самого, с самого начала пыталась сказать, что она улитка, пусть и слышу лишь я.
Пыталась изо всех сил, приложила все усилия, чтобы сказать.
А после говорила и ещё.
В самом-самом начале, её первые слова.
— Ты не слышала, Сендзёгахара, поэтому я скажу тебе. Первые её слова мне, да и Ханэкаве, были достаточно неожиданными.
«Не говорите со мной».
«Ненавижу вас».
— Понимаешь, Сендзёгахара? Она не хотела, чтобы за ней кто-то шёл, и высказывала это всем, понимаешь, что она чувствует? Если кто-то пытается потрепать её по голове, она кусает руку, мне не понять этого.
Нельзя ни на кого полагаться.
Не могла сказать.
Что она сама такая.
Что в ней странность.
— И хоть мне не понять, но и она и я одинаково прочувствовали, что такое потеряться, что такое быть одному, хоть и по-разному, но прочувствовали. Чувства у нас не одинаковые, но боль одна. У меня бессмертное тело, у неё — странность. То и это. Мне плевать на улиток и потерявшихся коров, даже если она сама скажет, это не изменит ничего. Ты не видишь её, не слышишь и даже не чуешь, но именно поэтому я просто обязан проводить её до мамы.
— Я знала, что ты так скажешь.
Я чуть поостыл и понял, что не надо было так кричать на Сендзёгахару, да и наговорил всякого бреда... Однако Сендзёгахара и бровью не повела, её лицо нисколько не изменилось.
— Наконец ты показался, Арараги-кун.
— Э?..
— Я, похоже, ошибалась в тебе. Нет, не ошибалась. Я подозревала, или скорее была уверена в этом, и теперь все иллюзии рассеялись. Арараги-кун. Эй, Арараги-кун. В прошлый понедельник из-за моей оплошности я раскрылась тебе... И ты в тот же день позвал меня, Арараги-кун.
Сказал: «Могу протянуть руку».
Я окликнул Сендзёгахару.
— Если честно, мне не понять, почему ты сделал это. Ты же с этого не получил ничего. Что хорошего в моём спасении для тебя, так почему? Арараги-кун, так может ты спас меня потому, что это была я?
— …
— Но это не так. Не совсем так. Ведь ты, Арараги-кун, просто спасаешь любого.
— Спасаю... Больно сильно сказано. Не преувеличивай. Любой бы так поступил, к тому же, как ты говорила, у меня случайно оказалась похожая проблема, и я знаком с Ошино...
— Даже если бы у тебя не было похожей проблемы, и ты не знал Ошино-сана, разве ты не поступил бы так же? По словам Ошино-сана, так бы и было.
Что он ей там наболтал?
Как обычно накидал с три короба.
— По крайней мере, не думаю, что я подошла бы и окликнула незнакомую девочку, которую только второй раз вижу перед стендом с картой.
— …
— Когда ты долго один, начинаешь думать, что ты особенный. Когда ты один, ты не такой как остальные. Только это не так. Это смешно. За те два года, что я повстречала странность, на самом деле несколько людей всё же прознали о моей проблеме. Но в конечном счёте таким, как ты, был лишь ты, Арараги-кун.
— Ну, я это всего лишь я, как никак...
— Вот именно.
Сендзёгахара улыбнулась.
А затем, хоть, наверное, и по чистой случайности, но Сендзёгахара Хитаги посмотрела прямо на Хачикудзи Маёй.
— Последнее сообщение Ошино-сана, Арараги-кун. «Раз Арараги-кун всё равно начнёт надеяться, то я по доброте душевной так уж и быть подскажу один трюк».
— Т-трюк?
— Он правда видит всё насквозь. Ни малейшего понятия, что у этого человека в голове.
«Ну, поехали», с этим Сендзёгахара лёгким движением взобралась на велосипед. Ведёт себя будто он уже её.
— Куда?
— К Цунаде-сан, конечно. Как добропорядочные граждане, мы обязаны проводить Хачикудзи-тян. Я поведу. И ещё, Арараги-кун.
— Чего?
— I love you.
— …
Тон нисколько не изменился.
…
Подумав пору секунд, я понял, что я, наверное, первый в Японии парень, которому призналась одноклассница на английском.
— Поздравляю, — проговорила Хачикудзи.
В любых значениях это слово тут не в тему и не к месту.
008
И час спустя я, Сендзёгахара и Хачикудзи добрались до адреса, записанного в блокноте, того самого адреса, по которому десять лет назад ещё живая Хачикудзи Маёй, не зная точного места, направлялась в День матери.
Это заняло какое-то время.
Но прошло без труда.
— Но это же...
Тем не менее удовлетворения это не принесло.
От картины, открывшейся перед нами, не было никакого удовлетворения.
— Сендзёгахара... Ты не ошиблась?
— Нет. Всё верно.
Не похоже, что можно оспорить такие уверенные слова.
Дом матери Хачикудзи — дом Цунаде.
Стал самым настоящим пустырём.