– Этого еще недоставало! – вспыхнула она гневом и даже с силой топнула ножкой. – Уйди, пожалуйста, ты ничего умного не придумаешь! Ты меня только злишь! Я видеть тебя не хочу!
И она почти с ненавистью взглянула на меня и резко повернулась ко мне спиной.
Все было кончено…
Точно что-то перевернулось у меня в сердце.
Нина, моя милая Нина, мой единственный друг, разорвала со мной тесные узы дружбы!..
Опустив голову, молча двинулась я назад в дортуар, чувствуя себя бесконечно одинокой и жалкой.
Дойдя до своей постели, я повалилась на нее и, скрыв лицо в подушках, зарыдала горько, неутешно, стараясь заглушить мои рыданья.
Вдруг чья-то маленькая ручка коснулась меня.
«Нина! – мелькнуло в моей голове, – Нина, она раскаялась, она пришла!»
И счастливая от одной этой мысли, я подняла голову и отшатнулась.
Белокурая Крошка стояла передо мной и улыбалась приветливо и ласково.
Эта улыбка делала чрезвычайно обаятельной ее недоброе, капризное личико.
– Ты поссорилась с Джавахой? – спросила она меня.
– Нет, я не ссорилась, я не понимаю, за что рассердилась Нина и прогнала меня… Мне это очень больно…
– Больно? – И красивое личико Крошки исказилось гримаской. – Ну так пойди попроси у нее прощения, может быть, она и простит тебя! – насмешливо проговорила Крошка.
Эти ее слова точно хлестнули меня по душе… Хитрая девочка поняла, чем можно поддеть меня. Во мне заговорило врожденное самолюбие, гордость.
«В самом деле, что за несчастье, если княжна дуется и капризничает? – подумала я. – Чего я плакала, глупенькая, точно я в самом деле виновата? Не хочет со мною дружить – так и Бог с ней!»
И я постаралась улыбнуться.
– Ну вот и отлично, – обрадовалась Крошка, – охота была портить глаза. Глаза-то одни, а подруг много! Да вот, чего откладывать в долгий ящик, хочешь быть со мной подругой?
– Я, право, не знаю… – растерялась я. – Да ты ведь с Маней Ивановой, кажется, дружна?
– Так что же! Это не помешает нисколько; мы будем подругами втроем, будем втроем гулять в перемены: я – в середине, как самая маленькая, ты – справа, Маня – слева, хорошо? Теперь как-то все по трое подруги; это называется в институте «триумвират». Ты увидишь, как будет весело!
Я не знала, что ответить. Крошка была враг Нины, я это отлично знала, но ведь Нина первая изменила своему слову и прогнала меня от себя. А Крошка успокоила, обласкала да еще предлагает свою дружбу!.. Что ж тут думать, о чем?
И, не колеблясь ни минуты, я протянула ей руку:
– Хорошо, я согласна!
Мы обнялись и поцеловались. Позвали Маню Иванову и с ней поцеловались.
«Триумвират» был заключен.
Раздался звонок, призывающий к молитве и чаю. Сейчас вслед за m-lle Арно, вышедшей из своей комнаты, вошла Джаваха.
Увидя меня между Ивановой и Марковой, она, очевидно, сразу поняла, в чем дело. Краска залила ее бледные щеки, глаза загорелись ярко-ярко.
Я невольно опустила глаза. Сердце как-то екнуло… Но минута, другая – и все мое колебание исчезло.
Возвращаться назад было незачем да и неловко перед моими новыми подругами… С прежней дружбой все счеты были кончены…
Началась новая жизнь, новые друзья, новые разговоры, новые тайны.
Крошка и Маня Иванова целиком завладели всем моим существом. Кем была, в сущности, Крошка, я не могла докопаться никаким образом. Очень неровная, минутами страшно капризная, настойчивая, любившая властвовать и, очень метко подмечавшая чужие недостатки, она умело издевалась над девочками, – и все-таки, считалась одной из лучших воспитанниц. Лишь только ей приходилось попасть на глаза классной дамы или учителя, капризное личико принимало почтительно-кроткое выражение, и вот уже Крошка казалась маленьким ангелом. Уходило начальство – и исчезало кроткое ангельское выражение с ее лица… Классные дамы, не постигшие всей несимпатичной двойственности маленького существа, любили Крошку, относя ее к числу «парфеток», т. е. лучших учениц класса.
Зато подруги единодушно ненавидели Маркову, называя за глаза «фискалкой». Ее дружба с Маней Ивановой заключалась в полном подчинении последней Крошке. Маня была добрая, славная, несколько ленивая девочка, имевшая один страшный недостаток, по мнению институток: она любила поесть. Второю слабостью Мани было «обожание» Крошки, о которой она отзывалась самыми восторженными похвалами.
Несмотря на недостатки Мани, меня тянуло гораздо больше к ней, нежели к лукавой, неискренней Крошке.
Не знаю цели, заставлявшей Крошку так ухватиться за меня, но думаю, что она руководилась местью к княжне, которую считала своим злейшим врагом. Или просто ей хотелось заручиться преданной душой среди недружелюбно относящегося к ней класса.
С первых же часов моей новой дружбы я поняла, что сделала непростительную ошибку.